Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - страница 151

Но обладание правом избирать и низлагать королей еще не дает прочных гарантий свободы. Короли всегда могут обратиться в тиранов: достаточно для этого окружить себя наемными войсками, передать управление в руки льстецов и иностранцев[1254].

Необходимы, поэтому, известные учреждения, которые бы отнимали у власти короля ее абсолютный характер, необходимо чем или кем-либо ограничить ту власть. Никто, по мнению Готомана, не способен более чем знать, достигнуть этой цели. Уже один факт, что монархическая форма прямо противоположна чистому народовластию, делает необходимым существование между королем и народом чего-либо среднего, которое служило бы противовесом для обеих крайностей. А этим может служить лишь то сословие, которое приближается к королевскому достоинству благородством своего происхождения, и в то же время подчинено королевской власти, что сближает его с народом[1255]. Оттого-то аристократическое конституционное правление, господствующее в Англии, составляет предмет его восторга. Но аристократия имеет и большие права на преобладание: если государство вечно живет и не умирает, то это потому что оно опирается на вечную преемственность мудрости и разума, представляемого знатью[1256], что ею одною держится и сохраняется и оно само, и свобода. Отсюда восхваление войны за общественное благо при Людовике XI, отсюда и вражда к буржуазному владычеству Парламента. Только существование знати как сословия и составляет главную опору свободы народа, охраняет ее. Так что то, к чему стремится Готоман, есть не что иное, как господство знати. «Протестантские публицисты, — справедливо замечет Бодрильяр, — ласкают народ, потому что он обладает силою, без которой сила идей в области политики остается без приложения. Пусть все граждане (universalité des citoyens) совершают религиозную и политическую революцию, но чтобы только выиграла знать, — такова политика кальвинистов, приведенная к ее простейшему и в то же время искреннему выражению»[1257].

Знать является, таким образом, важнейшим средством ограничения тиранических поползновений власти. Этого она достигает благодаря тому учреждению, которое создала «мудрость предков» и которое составляет одно из прав, принадлежащих свободным людям, его нарушение превращает королей в тиранов, в людей, разрушающих самые священные узы, какие только существуют на земле[1258]. Это учреждение является под именем Парламента в Англии и под именем Генеральных штатов во Франции, и дворянство грает первенствующую и важнейшую роль на этих собраниях, которые является существенною и неизбежною основою государства: это выражение свободы народа и гарантия против тирании[1259]. Король не может управлять без этих собраний: он только глава государства и существует для него, тогда как тело этого государства составляют граждане. А это тело никогда не умирает, между тем как король умирает, может быть малолетен, сойти с ума; ясно, что лишь одно управление советом мудрейших мужей охраняет порядок[1260]. Оттого права этих Штатов чрезвычайно велики, а их власть священна и неприкосновенна («Authorité sacrée et inviolable»). Они имеют право избирать и назначать королей, заключать мир и объявлять войну, издавать законы, создавать должности и назначать на них известных лиц, назначать определенные части государственных доменов наследникам умершего короля, словом, распоряжаться всем, что касается государства[1261]. Без разрешения, без согласия Штатов король не вправе ничего предпринять, не может даже жертвовать что-либо церкви[1262]. И эти права, эта власть сохранялись долго и нерушимо. При Меровингах и при Каролингах, как и при Капетингах, Штаты играли первенствующую роль[1263]; их власть не ослабела даже и при Людовике XI[1264]. Знать всегда распоряжалась делами: если государству грозила опасность от слабости короля, его разврата, влияния на него дурных советников, или же от излишнего вмешательства в его дела, от стремления нарушить его свободу, — знатные являлись на помощь угнетенной свободе и прибегали даже к низложению короля, чтобы спасти эту свободу. История Франции, по словам Готомана, представляет массу подобных примеров.