— Да, тут визирь не щадил никого. А результат? Развалины Чигирина. Захватили город и тут же бросили.
— Визирю больше нужна была победа, а не город. Каждому ведь жить хочется.
— А каковы их планы в отношении Хмельницкого?
— Да, как я понял, они уж не рады, что с ним связались. Он же беспробудно пьянствует и, по-моему, уже безумен. Турки с ним крепко просчитались. Они думали, что, как только привезут его на Украину, за ним пойдут все казаки, как бывало за отцом его. А казаки не пошли. Вот теперь он сидит в Казыкермене, князь — без княжества, гетман — без войска.
— Ну что ж, оно неплохо, что и Порта мира взалкала. Может быть, удастся договориться. Передай господарю Дуке государеву благодарность за посредничество. Мы будем стараться, чтоб усилия эти не пропали даром.
Вечером Голицын был в спальне государя с докладом о предварительных договорённостях в отношении мира с Портой.
— Султан никак не хочет уступать Правобережье, государь.
— Но на переговоры-то он согласен?
— Да, переговоры он назначает в Крыму у хана.
— А о Правобережье надо обязательно посоветоваться с Иваном Самойловичем. Ныне он гетман всей Украины, и без него решать этого нельзя.
— Ты прав, государь.
— Кого бы ты, Василий Васильевич, советовал послать к гетману?
— У меня есть толковый дьяк Емельян Украинцев.
— Посылай с Богом. Накажи ему, чтобы гетман изложил всё на бумаге, дабы можно было в Думе обсудить. А потом уж будем решать, кого в Крым послать.
Глава 29
ДЕНЬ СИБИРСКОГО ПРИКАЗА
Четверг — день Сибирского приказа, когда начальник его или дьяк докладывает государю дела сибирские. Сибирь — основной поставщик в казну мягкой рухляди — шкурок соболя, песца, бобра, белки. И золота, разумеется.
Но в этот четверг шёл доклад не о рухляди, а о волнениях инородцев и было в Думе сидение великого государя с боярами о делах. Тем более что дела были в Сибири нерадостные, «худые дела», как сказал дьяк, прежде чем начал читать скаски с мест.
— «...А мангазейские самоеды не хотят платшь ясак. А их князец Ныла, явившись к сборщикам, бросил им лишь шкуры песцов, и когда те спросили за соболей и бобров, Ныла вскричал своим: «Промышляйте над ними!» И самоеды с ножами бросились на сборщиков, а те убили Нылу и разогнали самоедов. Однако те толпой явились к городу, дабы отомстить за Нылу, и три дня русские отбивались от них. И только другой князец самоедов, придя к Мангазеи, разогнал взбунтовавшуюся толпу и спас русских от гибели».
— А имя, имя этого князца, что спас русских? — спросил царь.
— Его нет в скаске, — отвечал дьяк.
— Жаль. Имя возмутителя сообщили, а кто утишил бунт, нет. Жаль. Отпишите и спросите имя его и от царского имени пусть его наградят чем-нито. Что у них там ценится?
— Оружие, государь.
— Вот пусть ему и дадут доброе ружьё с боезапасом.
— Хорошо, государь. Всё исполним.
— Ну что там ещё? Читай.
— Это скаска из Красноярска, государь, от воеводы Загряжского.
— Что он пишет?
— Тоже ничего хорошего.
— Всё равно читай.
— «...Киргизы Томского уезда, озлясь, ударились в разбой и измену, против них мы выслали конных казаков, которые побили разбойников, отобрали у них награбленное, потеряв при этом пятерых своих. Большая толпа киргизов пришла под Красноярск. Не сумев одолеть город, они сожгли шестнадцать окрестных деревень, перебив многих жителей. На подмогу киргизам пришли тубинцы, это озлило детей боярских и казаков. Они вывели за город тубинских аманатов и на глазах родственников расстреляли их».
— И правильно сделали, — подал голос Хованский, и многие бояре посмотрели на него неодобрительно: поперёд государя выскакивает, нехорошо, невместно. Сказано, Тараруй!
Но государь не пренебрёг, ответил:
— Ах, Иван Андреевич, разве зло злом убьёшь. Вы намного старше меня, опытнее, уж должны бы понимать это.
— Но, государь, они же шестнадцать деревень сожгли, людей побили.
— Значит, сборщики их чем-то обидели. Сколько раз уж как начнём разбираться, с чего началось, ан в наших же русских и упираемся. Попадётся сборщик ясачный нечестный или злодей, значит, жди там беды. Разве не так?
