Федор Алексеевич - страница 153
— Ты прав, государь. У тебя в Думе наполовину невеликого ума сидельцы, хотя и знатных родов.
— Вот, вот. Начну раздавать должности лучшим выпускникам Академии, тогда пусть и побурчат долгобородые.
Спохватился Фёдор, что брякнул «долгобородые», да уж поздно, слово — не воробей. У патриарха эвон какая бородища-то. Но Иоаким глазом не моргнул и вида не подал, что на свой счёт принял.
— Я бы хотел о блюстителе и учителях сказать, — заговорил патриарх. — Чтоб и блюститель Академии, и учителя, ему подчинённые, должны быть благочестивыми и от благочестивых родителей происходить.
— Я с этим согласен, святый отче, — отвечал Фёдор, что-то помечая в своих бумагах.
— А если прибудут учителя из греков, то допускать в Академию лишь тех, которые будут иметь от вселенских патриархов свидетельство о крепости их в нашей вере. Кроме того, и блюститель, и учителя должны целовать крест, что будут крепко и нерушимо содержать православную веру, защищая от всяких других вер и ересей. А за хулу на православие сжигать богохульников без всякого милосердия.
— О-о, а не строго ли, святый отче?
— Не строго, сын мой. Ересь огнём выжигать надо.
— А если человек покается?
— Всё едино из Академии изгоняться должен.
Проговорили патриарх и царь до позднего часа, обговаривая каждую статью, записывая её в полном изложении.
Фёдор старался не сердить старика, принимая почти все его замечания без оговорок. Даже когда Иоаким предложил сжигать еретические книги, Фёдор вынужден был согласиться, хотя знал, что патриарх к еретическим книгам относил и поэтику. Однако царь надеялся при подготовке устава к напечатанию опустить столь грозную сентенцию.
Когда патриарх ушёл, и пора было отправляться в опочивальню, куда после смерти жены Фёдор не очень-то стал торопиться, решил он написать ещё и грамоту, в которой хотел определить перечень наук для будущей Академии.
«...Как Соломон устроил семь училищ, так и я, царь Фёдор, подражая Соломону и древним греческим царям благочестивым, намерен устроить в Заиконоспасском монастыре храмы чином Академии и в оных сеяти семена мудрости, то есть науки гражданские и духовные, начиная от грамматики, пиитики, риторики, диалектики, философии разумительной, естественной и правной, даже до богословии учащей вещей божественных и совести очищения постановить. При том же и учению правосудия духовного и мирского и прочим всем свободным наукам, ими же целость Академии сиречь училищ, составляется быти».
С удовлетворением Фёдор поставил точку и собрался уже уходить, но вдруг стал рыться в листах, которые заполнял вместе с Иоакимом, и, найдя последний, приписал в конце: «За долговременную и ревностную службу в Академии учителям назначать пенсию» Подумав, добавил: «А Академии зваться Славяно-Греко-Латынской по языкам, кои в ней преподаваться будут».
В дверь заглянул Языков, сказал с укоризной:
— Фёдор Алексеевич, уж скоро первые петухи закричат.
— Ну и спал бы, Иван, чего беспокоишься.
— Мне должность не позволяет. Даже вон Родимица завздыхалась, костями скрипит.
— Ладно, ладно. Пойдём. Бери шандал дорогу светить.
Глава 50
ДА БУДЕТ ТАК
— асилий Васильевич, — говорил грустно государь. — В прошлой войне наша держава содержала без малого сто пятьдесят тысяч ратных людей, что для казны было, сам понимаешь, вельми тяжело. Тем более что траты наши не увенчались успехом на ратном поле. Я велел тебе ведать ратные дела и подумать о лучшем устроении войска и управлении им. Каковы успехи у тебя в этом?
— Государь, я думаю, надо собрать выборных людей от всех городов — генералов, полковников рейтарских и пехотных — и с ними вместе подумать о лучшем устроении войска. У них есть хоть и худой, но боевой опыт, они на собственной шкуре убедились, сколь несовершенно нап1е воинство.
— Собирай, Василий Васильевич, и с Богом за дело. Да вели привезти им всем разрядные книги.
— А зачем они, государь?
— А там увидим.
Князем Голицыным были разосланы грамоты во все города: предлагалось выбрать двух человек в ратном промысле искусных и отправить в Москву «для решения ратных дел по государеву указу и везти с собой разрядные книги».
