— Да нет же, — сказал Быхоцкий, — если б Стягайло тянул за Серко, его б на Раде не выбрали.
— Кто вас, сечевиков, знает. Вон доверили вам послов московских к хану провожать, так ваши им такой переполох устроили, что один посол с перепугу сбежал на Москву. Пришлось мне с другим посольством своих до самого Крыма посылать и не велеть в Сечь заезжать.
— А вести хоть есть оттуда какие? — спросил Мазепа.
— Да пока ничего хорошего. Мурад-Гирей их уж и ямой припугивал. Слово вроде за султаном теперь. Дай им Бог успеха в деле святом. Одна надёжа на Тяпкина, сей муж с Польшей мир уладил, может, и с султаном договорится.
От Батурина обоз сопровождали уже казаки. Стрельцы были отпущены на Москву в обратный путь.
Сечь не скрывала своей радости, встречая московских посланцев, хотя многие, ощупав возы, сбавляли свой пыл:
— То запасы ружейные, не хлеб.
Кошевой Стягайло, приняв товары и деньги, созвал старшину и, как поделила подарки Москва, раздал каждому, взяв и свою долю. Увы, новому молодому писарю Петру Гуку ничего не было прислано. И когда все разобрали свои доли, он не выдержал:
— А мне что?
Стягайло вопросительно взглянул на Бердяева, тот, смутившись, сказал:
— Но государю доложили, что войсковой писарь у вас Быхоцкий, государь лично вручил ему деньги и подарок.
— Но Быхоцкий у нас старый писарь, а Гука только что выбрали.
— Почему же Быхоцкий не сказал о том государю?
— Быхоцкий? Где Быхоцкий? — крикнул кошевой. — Найдите Быхоцкого.
Старый писарь, видимо поняв свою промашку, случайную или умышленную, потихоньку исчез сразу по приезде в Сечь, спрятался где-то в курене.
Войсковой писарь Пётр Гук не на шутку был оскорблён. И когда начался делёж сукна между сотнями, он отказался в этом участвовать, хотя был обязан это делать.
— Обиделся Пётр! — Скрёб потылицу кошевой.
— Ворочусь в Москву, поправим ошибку, — обещал Бердяев.
— Дорого яичко ко Христову дню. У Петра в куренях много друзей, на кругу будет несладко нам.
— Всё уладится, — крутил ус гетманский посланец Соломаха. — Я казаков знаю: поорут, покричат, да на то же и сядут.
Круг собрали лишь на третий день, когда было всё поделено. Деньги не раздавали, их бы всё равно на всех не хватило, а оставили в кассе для покупки хлеба и съестного для всей Сечи и конских кормов.
На степень взобрались кошевой, Бердяев и Соломаха. Иван Стягайло, поздравив атаманов-молодцов с царскими гостинцами, предоставил слово посланцу государя.
— Государь велел передать вам, казаки, что отныне вы не станете творить противных его воле дел и поступков, как это было при кошевом Серко Иване, что будете верны его царскому величеству. А для того вы должны дать присягу на верность ему и целовать крест.
— А для чего нам присяга? — закричал кто-то в толпе, и сразу посыпалось со всех сторон:
— Мы государю никогда не изменяли!
— То всё Серко крутил.
— Почему нам сукон мало прислано, по пол-аршина досталось?
— На Дон так шлют и денег, и сукон, и хлебных запасов. Мы против донцов оскорблены.
Соломаха тронул за плечо кошевого:
— Дай-ка мне словцо, Иван.
— Вот послухайте, что скажет вам гетманский посланец Михайло Соломаха, — крикнул Стягайло.
— Атаманы-молодцы, — подкрутив ус и подмигнув весело толпе, начал Соломаха. — Гетман мой забрался на самую высокую башню дворца своего, приложил ладонь вот так...
Соломаха показал, как гетман козырьком прикладывает ко лбу ладонь и смотрит вдаль. Толпа стихла, заинтересованная.
— ...Глядит гетман в сторону Сечи, считает вас, считает, да всё со счёту сбивается...
В толпе кто-то захихикал, кто-то засмеялся, а один и гы-гыкать начал. А Соломаха лицедействовал:
— ...Досчитает до ста, собьётся, опять считает гетман, а потом плюнул, позвал меня да говорит, езжай, Михайла, узнай, сколько там хлопцев, на сколько надо хлеба слать да грошей.
Толпа и не заметила, как Соломаха заговорил вполне серьёзно:
— Так вот, атаманы-молодцы, гетман обещает присылать вам хлебные запасы, только надо написать ему точно, сколько вам в год чего надобно. И деньги будет высылать, которые собирает с аренд. Но только надо вам, казаки, присягнуть государю на верность.
