Пленных оказалось двое.
— И мандаты при них, — сказал Басюк. — Чекисты, батька!
Кумок обошел пленных. Те, в свою очередь, разглядывали его без особого страха, но и подобострастия не выказывали.
— Красные комиссары, значит, — заключил Кумок. — Редкие птички. Так что с ними делать, братва?
Вокруг загалдели, но и прислушиваться к голосам бандитов не стоило: придурку было ясно, чего желают ограбленным те, кто добротные кожаные пальто уже считают своими.
— К стенке, значит? — спросил пленных Кумок. — «Интернационал» изволите спеть или «Вы жертвою пали в борьбе роковой…» вспомните?
— «Гоп со смыком» я вспомню, — сказал чернявый пленник. —
Саша, ты и в самом деле меня за красноперого держишь?
Кумок с интересом повернулся к нему.
— Знакомый? — спросил он. — Что-то мне ваш фотографический портрет неизвестен.
— И правильно, — ухмыльнулся чернявый. — Ты ж на каторге сразу к иванам приткнулся, а я с фармазонами кашу варил. Факира и Туза Пик помнишь?
Он шагнул, протянул руку и вытащил из-за воротника встрепенувшегося Басюка зажженную папиросу, картинно сделал затяжку и выпустил несколько дымных колец.
— Ну, допустим, — заинтересованно сказал Кумок. — Садись.
— А ты, значит, в иваны вышел, — усаживаясь на скамью и оглядывая горницу, сказал пленный. — Я так и думал. Как ты Кумылгу завалил, я сразу сказал, что парень себе путевку в большой мир выписал.
Воспоминание о Кумылге было приятным, но Кумок сумел сдержать улыбку.
— Твоя шмара? — чернявый нахально и с нескрываемым интересом оглядел любовницу атамана.
— Обзовитесь, — потребовал Кумок.
— Я — Леня Медник, — чернявый указал на товарища: — А это Сережа Африка. А мандаты… Так кто ж сейчас по чужим местам без хороших ксив ездит?
— А к нам, значит, в гости? — догадался Кумок.
— К вам мы вообще не собирались, — сказал приезжий бандит. — Это случайно вышло. Мы в Лукоморск ехали по хорошему делу, да кто-то, видать, сдал нас местным сукам.
Он неторопливо расстегнул китель, задрал нательную рубаху, показывая Кумку сложную татуировку на груди:
— Убедил, бродяга?
— Почти, — сказал Кумок. — Самое время послушать про хорошее дело, ради которого вы приехали в наши места.
— Саша, — проникновенно сказал бандит, приводя одежду в порядок. — Я тебе что, кенарь или щегол безродный, чтобы петь на сухую да еще при этом в чужой руке?
— Если ты не привык ездить в седле, то все очарование окружающего дня быстро исчезает, а поездка начинает оборачиваться страданиями. К концу дня и ходить начинаешь особо — кавалерийской походкой, но не потому, что зауважал в себе конника, а потому, что иначе ходить мучительно больно. Именно этого бойцы ЧОН тайно ждали от Антона, но как раз в седле он держался превосходно — он даже на малорослых тибетских лошадках в свое время поездил, на зебрах скакал, а это, братцы, хлестче, чем удержаться на дончаке, да еще расстроенном началом взрослой жизни и не забывшем о матери.
— Куда едем? — спросил Антон, поравнявшись с неукротимым краскомом.
— В духан! — крикнул тот. — Говорил же я, говорил! Э-эх! — он с досадой покосился на чуть приотставших товарищей. — Вот так и бывает, браток. Резать — не рожать!
Из невнятных воплей Гнатюка трудно было что-то понять, но тут лошади выскочили на широкий перекресток дорог. С правой стороны и в самом деле белел духан — низенькое длинное строение, рядом с которым курились дымки. В воздухе пахло свежим хлебом и горячим мясом.
— Заур! — не своим голосом вскричал Павел Гнатюк, осаживая коня у входа. — Заур!
Конский топот в зарослях был ему ответом на эти горячие слова.
— Ушел, сука лютая! Ушел! — страдальчески кривя рот, крикнул краском.
— Кто ушел? Черный сотник? — не понял Кторов.
— Заур Газаватов ушел, — спрыгивая с жеребца, отозвался Гнатюк. — Ну, он мне ответит! В землю по уши зарою!
Кторов спешился, чувствуя спиной сгрудившуюся хрипящую конскую лаву.
— А Черный сотник?
— А этот здесь! — со злобной радостью сказал Гнатюк. — Этот от нас никуда не денется!
Они вошли в духан. Здесь было чисто и хорошо, еще пенился в стакане айран, шипел и трудолюбиво пыхтел в углу пузатый самовар — по всему было видно, что хозяева покинули дом под давлением обстоятельств, не сообразуясь с внезапно возникшими у них желаниями посетить святыни или увидеть еще незнакомые места.
