Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли и дням грядущим
я дарю их как опыт борьбы с удушьем.
Думаю, это прекрасная эпитафия Крылову. По крайней мере, ему, склонному к тому смирению, что паче гордости, она бы понравилась.
Десять лет назад, в конце слякотного, промозглого декабря 1989 г., хоронили Крылова. Тело забирали из морга на Пироговке. Опять Усачевка. После жизни, Крылов оказался там, где эта жизнь начиналась.
Гроб был сбит из мерзлых досок, они оттаяли, набухли, отяжелели, и потому гроб оказался очень тяжелым – его с напрягом тащили шесть мужиков, да еще два страховали по бокам (лестница была узкая). Вышли на улицу. Поставили ношу. В гробу лежал человек с удивительно спокойным – немертвым – лицом, словно не знающим еще (не сообщили?), что он умер всерьез. Не потому ли, что человек этот много раз испытывал судьбу и чудом, когда, казалось бы, его очередь, упорно не отправлялся на тот свет.
Долго ехали в Митино (чуть ли не через весь город). Там долго пришлось ждать – наложилось несколько похорон. Потом зал прощания. Сказаны последние слова. Вбит последний гвоздь. Гроб двинулся вниз, в предбанник небытия. А перед глазами стоит немертвое лицо Володи Крылова, лицо, которое не знает, что кончена жизнь, что жизненный путь кончен. Но, может, оно знает, что не кончен Путь?
«Твой путь не имеет принципиального конца. Он может оборваться по не зависящим от тебя причинам. Это будет конец твоей жизни, но не конец твоего пути», – эти слова А.А.Зиновьева, которыми он закончил свои воспоминания, обращены прежде всего к самому себе, но так обстоит дело с любым творческим человеком, ибо творчество по своей природе д е ф и з и к а л и з и р у е т время.
Поэтому я говорю: Путь Крылова в науке, в мысли – продолжается. Он продолжается работами – теми, что уже были опубликованы после смерти, и теми, что будут опубликованы. Он продолжается этим очерком и в нем. Ars longa, vita brevis? Конечно.
Sed via infinitа est.
