Орки смотрели на это светошоу без эмоций, но каждый ухватился за оружие. Даже Дрын приоткрыл глаза. Воины казались расслабленными, но я видел, как окаменели их мышцы. Зеленые Анаконды были готовы разорвать эльфийку по моему малейшему знаку.
Если бы я не знал, что Катя не владеет магией, то здорово бы перетрухал. Выглядят эти спецэффекты впечатляюще. Я поднялся на ноги.
— Эти существа жить не будут, — заглянул я ей в глаза исподлобья и отряхнул руки. — Природа не могла создать этих тварей и…
— Природа? — зло усмехнулась Катарсия, разгораясь сильнее. — Что ты знаешь о природе?
Я пожал плечами, ответил:
— Достаточно, чтобы понять, кто такие гоблины.
Катарсия фыркнула:
— Как самоуверенно. Я расскажу о природе, Трайл. Обыкновенный клещ. Носит в себе потомство. Десяток самок и только один самец. Он оплодотворяет своих сестер еще в утробе матери, а потом умирает. Уже беременные самки пожирают свою мать, выбираясь наружу. Чтобы прожить четыре дня и быть сожранными уже своими детьми. Мало? Хочешь еще знать о природе, мудрый вождь? Это были насекомые. Хочешь про флору? Инжир. Знаешь такой плод? Растет в пустынях Моры. Оса-опылитель лезет в плод, обрывая о стенки лапки и крылья. Там выводит личинок. Огромное количество. Они вылупляются, спариваются, дохнут там же. Плод созревает, переваривая это кладбище. И это считается деликатесом. Еще? Может хочешь узнать про млекопитающих? Сумчатая мышь. Суицидальное спаривание. Самец оплодотворяет все что движется, пока его шерсть не опадает, тельце не начнет кровоточить, чернеть и заживо гнить. Его милые лапки отваливаются. Но он все равно будет спариваться… спариваться… спариваться… Пока не умрет от истощения, сгнивший заживо в собственных экскрементах и семени.
Катарсия задыхалась от эмоций и праведного гнева.
— Ты все еще хочешь поговорить о природе?! — закончила она.
Тишина. Орки глубоко задумались о смысле сказанного.
— Мышь как ты, Гым, — сквозь сон брякнул Дрын. Прислушивается, зараза.
Я же с интересом шевелил ушами, стараясь не упустить важных сведений. М-да, на биологии нам такого не рассказывали. Надеюсь, что такие твари водятся только в Варгароне. А насчет инжира… Я сглотнул.
— Не припомню чтобы клещи и мыши кому-то были хорошими соседями, — спокойно сказал я. — Я, конечно, не самый жалостливый на свете, но… это слишком жестко. Тебя что, совершенно не корежит с этого? Женщины попались гоблинам и превратились в огромный и страдающий живой пельмень.
— Я не создавала маток! — бесновалась синяя смерть. — Я их находила. Они страдали не зря! Ты сам видел, на что способны мои милые гоблины. Они лучшие воины! Хитрые, сильные! Они могут исцелять! Стоит ли оно того, а?!
Я зажмурился. Эмоции эльфийки сдавливали виски.
— Если ты и можешь жить бок о бок с такой гнидой, то другие нет. Никто в этом мире нас не признает и не примет.
— Мы спрячем ее! Никто не узнает!
— До этого у тебя получалось «прятать» их?
Катарсия открыла рот, закрыла снова.
— Я так и думал. Чтобы нас истребить, даже повода не надо. А уж с содрогающимся куском мяса, это сделают медленно.
— Кто? Темные эльфы? — хмыкнула Катя. — Они не такие неженки, как остальные.
— Мир не вертится вокруг эльфов. Я принял решение. И советую тебе принять. Прямо сейчас, — сказал я более угрожающе, чем хотел.
Орки мою интонацию уловили, сильнее сжали оружие. На шаг приблизились к бушующей синим пламенем девушке.
Секунда… вторая… третья…
Катарсия медленно вздохнула, втягивая энергию обратно в себя.
— Отлично. Обойдетесь без моих красавцев. Могли бы стать силой, с которой считаются. А останетесь деревней изгоев. Когда эльфы придут, можете бежать ко мне и умолять простить вас. Я подумаю. Не говорю, что прощу. Но подумаю. Обещаю.
— Обязательно, — сухо улыбнулся я.
Напряжение спадало.
— Че делать-то, вождь? — спросил Бом, расслабляя бицепс.
Я проигнорировал орка, пристально посмотрел на Катю:
— Гоблинов создали некроморфы?
Она ответила не сразу.
— Возможно. Некоторые так считают.
Я перевел взгляд на нору. Вздохнул.
— Сжечь, — холодно приказал я. — Пусть все горит красным пламенем. Никого не жалеть. Ни мужчин, ни… мужчин, ни детей.
