Ковёр был толстым; её ноги утопали в нежном ворсе, и она всячески пыталась смотреть во все стороны одновременно. Массивные картины в позолоченных рамах выстраивались по стенам; великолепная люстра свисала с высокого потолка, который возвышался над лестничной площадкой и холлом. Лакей, сверкающий своей парчовой ливреей сливового цвета и в напудренном парике, прокладывал себе путь через лестничную площадку и посмотрел на неё с высокомерным презрением.
— Что ты здесь делаешь, девочка?
— Я должна вычистить ковёр, — Харриет подняла голову, не особо впечатлённая парчой или париком, зная, что статус этого человека ненамного выше, чем её собственный.
— Тогда продолжай, — наставительно заявил он, — и не шуми. Её светлость всё ещё спит.
Она высунула язык вслед уходящей фигуре, затем опустилась на колени и начала чистить ковёр. На самом деле, он не требовал особого внимания, и эта работа доставляла ей удовольствие после мытья посуды, выскребания кухонного пола и прочей чёрной работы. Она дошла до середины площадки, когда спокойный голос спросил: «Кто ты?»
Харриет боялась поднять глаза. Голос был низким и хорошо поставленным, что говорило о благородстве его обладателя. Голос зазвучал снова.
— Встань, девочка, когда я разговариваю с тобой.
Харриет отложила в сторону совок и щётку, затем послушалась и обнаружила, что стоит лицом к лицу с самой красивой женщиной из всех, кого она когда-либо видела.
— Я леди Дануильям.
Если бы она сказала, что она королева Англии, Харриет не почувствовала бы удивления, поскольку прекрасное лицо со светлой кожей было царственным, даже высокомерным. Густые, вьющиеся, пепельно-белые волосы ниспадали на её плечи величественным каскадом, до которого Харриет хотелось дотронуться. Её глаза были самыми поразительными из всех черт лица, поскольку они были тёмно-карими и драматично контрастировали с ослепительной белизной кожи. Но всю эту красоту разрушал уродливый горб, который выступал плавным изогнутым пригорком от её поясницы к самым плечам и возвышался над ними. Вес, или, возможно, неуклюжая масса этой ужасной выпуклости мешала леди Дануильям стоять прямо, и она сутулилась, напоминая Харриет угольщика, собирающегося опорожнить свой мешок в отцовский подвал. Тёмные, прекрасные глаза были полны горечи, и страдальческие чёрточки обрамляли её рот.
— Может показаться, что ты глухая, — сказала леди Дануильям. — Я спросила, кто ты такая.
— Харриет, то есть — Джейн, моя госпожа. — Кухарка, если вы не возражаете.
— Это мне не нравится, — заявил холодный голос. — Я теряюсь в догадках — что кухарка делает на этой лестничной площадке. Ты, несомненно, должна скоблить горшки или что-то в этом роде.
— Нора, горничная, заболела. И миссис Браунинг сказала...
— Пустяки, — рука с длинными пальцами отмахнулась от этого объяснения, и в то же время гримаса боли пробежала по прекрасному лицу. — Оставь эту работу и пойдём со мной.
Она быстро развернулась и направилась в сторону спальни. Харриет последовала за неё и оказалась в очаровательной голубой комнате, в которой царил беспорядок. Предметы одежды валялись на полу, висели на спинках стульев и даже на туалетном столике. Кровать была неприбранной; простыни и одеяла были перевёрнуты, а одна подушка разорвана: огромная зияющая рана, из которой перья вылезали, как черви из брюха дохлой лошади.
— Приведи это в порядок, — приказала леди Дануильям, а затем сама уселась на туалетный стул, откуда мрачным взглядом смотрела на девушку. Харриет начала собирать одежду и складывать её на стул.
— Как долго ты здесь? — спросила леди Дану- ильям.
— Неделю, моя госпожа.
— Ты можешь оставить «госпожу». «Мэм» будет достаточно.
— Да, гос... Да, мэм.
Примерно минут на пять установилась неуютная тишина, после чего леди Дануильям заговорила снова.
— Тебе нравится работать на кухне?
Харриет подумала, что с её стороны было бы разумно выразить удовлетворённость своей работой.
— О да, мэм.
— Значит ты либо сумасшедшая, либо дура, но ты не выглядишь ни той, и ни другой, — её светлость говорила резко, и Харриет вздрогнула. — Начищать кастрюли, скрести полы. Быть затравленной замечательной миссис Браунинг. Я уверена, что тебе это доставляет удовольствие.
