Она смотрела на кучку фигурок — героев «Звездных войн», сложенных на полке над кроватью. Парк не прикасался к ним много лет.
— Парк, — сказала она, — ты хочешь… выглядеть как девушка? Это из-за Элеаноры? Она одевается как мужчина, а ты красишься как женщина?
— Нет, — сказал Парк. — Мне просто нравится.
— Выглядеть девушкой?
— Нет. Выглядеть собой.
— Твой отец…
— Не хочу о нем говорить.
Мама посидела еще минуту, а потом ушла.
Парк не выходил из комнаты, пока Джош не позвал его на ужин. Когда он пришел, отец не поднял взгляда.
— А где Элеанора? — спросил он.
— Я думал, что наказан.
— Ты не наказан, — отозвался отец, созерцая мясной рулет в своей тарелке.
Парк огляделся. Только Джош смотрел на него.
— Хочешь мне что-нибудь сказать? — спросил Парк отца.
Тот откусил еще кусок рулета, тщательно прожевал и проглотил.
— Нет, Парк. Сейчас я просто не могу думать о тех вещах, которые следовало бы тебе сказать.
Элеанора
Парк прав. Они никогда не оставались наедине.
Она подумывала снова улизнуть по-тихому, но риск был слишком велик. К тому же на улице стояла такая холодрыга, что она рисковала начисто отморозить ухо. А это ее мама обязательно заметила бы.
Мама уже приметила тушь на ресницах — даже светло-коричневую. И сказала:
— Изящно. Какой естественный цвет.
— Тина мне дала, — объяснила Элеанора. — Ее мама косметолог.
Если она просто меняла имя «Парк» на «Тина» всякий раз, когда врала, это казалось одной большой ложью, а не тысячью мелких. Прикольно представлять, будто она и в самом деле ходит в гости к Тине. И они красят друг другу ногти, пробуют блеск для губ…
Если мама однажды встретит где-нибудь Тину, это будет катастрофа. Впрочем, маловероятно: мама никогда не разговаривала с соседями. Если ты не родился здесь (и если здесь не жили десять поколений твоей семьи) — ты был чужаком.
Парк всегда говорил, что именно поэтому люди его не трогают, хотя он азиат и вообще странный. Потому что его семья владела этой землей еще в те времена, когда квартал был всего лишь кукурузным полем.
Парк… Элеанора заливалась краской всякий раз, когда думала о нем. Ну да, так было всегда, но теперь это стало просто катастрофой. Он и раньше был крутым и красивым, но с недавних пор стал еще красивее и еще круче.
Даже Дениз и Биби так думали.
— Он выглядит как рок-звезда, — говорила Дениз.
— Как Эль Дебардж,[103] — вторила ей Биби.
Он выглядит как Парк, думала Элеанора, только лучше. Как Парк, которому добавили громкость.
Парк
Они никогда не оставались наедине.
В последнее время они неторопливо прогуливались от автобуса до дома Парка, а потом стояли на ступеньках, пока… Ну, потом его мама открывала дверь и звала их в дом: зачем стоять на морозе?
Может, летом будет лучше? Они будут встречаться на улице. Возможно, гулять. Возможно, он наконец-то получит свои водительские права.
Нет. Его отец вообще не разговаривал с ним со дня той стычки.
— Что такое у тебя с отцом? — спросила Элеанора. Она стояла на ступеньку ниже Парка возле входной двери.
— Он на меня злится.
— За что?
— За то, что я не похож на него.
Элеанора озадаченно посмотрела на его.
— Он злится на тебя последние шестнадцать лет?
— Можно и так сказать.
— Но всегда казалось, что вы ладите…
— Нет, — отозвался Парк. — Никогда. То есть мы вроде как стали ладить немного, когда я наконец-то подрался. И еще — когда решил, что мама плохо с тобой обошлась.
— Я в курсе, что не нравлюсь ей. — Элеанора пихнула Парка в плечо.
— Ну, теперь нравишься, — отозвался он. — И потому все вернулось на место: отцу не нравлюсь я.
— Он тебя любит, — сказала Элеанора. Казалось, ей это действительно важно.
Парк покачал головой.
— Только потому, что обязан. Я его разочаровал.
Элеанора коснулась его груди — и тут мама открыла дверь.
— Входите, входите. Холодно же.
Элеанора
— Твои волосы отлично выглядят, Элеанора, — сказала мама Парка.
— Спасибо.
Элеанора не пользовалась диффузором, но использовала кондиционер, который дала ей мама Парка. И еще она разыскала атласную наволочку среди полотенец и белья в шкафу в спальне. Не иначе — знак свыше. Словно сам Господь Бог желал, чтобы Элеанора получше ухаживала за волосами.
