Парк оторвался от нее, чтобы попросить прощения, а Элеанора покачала головой. Да, она и правда ждала от него извинений. Но сейчас хотела только одного: целовать его еще и еще.
— Прости, Элеанора. — Они почти соприкасались губами. — Я был не прав во всем. Во всем.
— И ты меня прости, — сказала она.
— За что?
— За то, что постоянно рычу и злюсь на тебя.
— Все в порядке. Иногда мне это даже нравится.
— Но не всегда.
Он покачал головой.
— Я не знаю, почему так делаю, — сказала она.
— Это не важно.
— И я не прошу прощения за то, что разозлилась из-за Тины.
Он прижался лбом к ее лбу, так что стало больно.
— Не произноси ее имя. Она ничего не значит, а ты… ты — это всё. Ты всё для меня, Элеанора.
Парк снова потянулся к ней губами, и Элеанора приоткрыла рот.
Они сидели у школы, пока совсем не озябли. Парку больше не удавалось втереть тепло в ее руки. Губы онемели от холода и поцелуев.
Парк хотел проводить ее домой, но Элеанора не позволила: это было бы самоубийством.
— Приходи ко мне завтра, — сказал он.
— Не могу. Рождество же.
— Тогда послезавтра.
— Послезавтра, — сказала она.
— И послепослезавтра.
Элеанора рассмеялась.
— Вряд ли твоей маме это понравится. Кажется, она меня недолюбливает.
— Ты ошибаешься. Приходи.
Элеанора поднималась по ступенькам, когда услышала, как Парк шепчет ее имя. Она обернулась, но не увидела его в темноте.
— Счастливого Рождества, — сказал он.
Элеанора улыбнулась, но не ответила.
Элеанора
В Рождество Элеанора проспала до полудня. Пока наконец не пришла мама и не разбудила ее.
— Ты в порядке? — спросила она.
— Я сплю.
— Выглядишь так, словно ты простыла.
— Если так, можно я еще посплю?
— Думаю, да. Слушай, Элеанора… — Мама отступила от двери и понизила голос. — Я хочу поговорить с Ричи насчет этого лета. Думаю, смогу переубедить его по поводу лагеря.
Элеанора распахнула глаза.
— Нет! Нет, я не хочу туда ехать.
— Но я думала, ты ухватишься за возможность отсюда выбраться.
— Нет, — сказала Элеанора. — Я не хочу оставлять всех… снова. — Сказав это, она ощутила себя полным моральным уродом. Но она сказала бы что угодно, лишь бы провести лето с Парком. И не важно, что сейчас он, возможно, тоже простудился — из-за нее. — Я хочу остаться дома, — сказала она.
Мама кивнула.
— Ладно. Тогда не будем об этом. Но если ты передумаешь…
— Не передумаю.
Мама вышла, и Элеанора притворилась спящей.
Парк
В Рождество он спал до полудня. Пока в комнату не вошел Джош и не брызнул на него чем-то из маминого салона.
— Папа говорит: если ты не встанешь, он позволит мне забрать все твои подарки.
Парк врезал Джошу подушкой.
Вся семья ждала его, и весь дом пропах индейкой. Бабушка хотела, чтобы он первым делом открыл ее подарок. Новая футболка «Поцелуй меня — я ирландец». На размер больше, чем в прошлом году — а это значит, что она будет ему велика.
Родители подарили пятидесятидолларовый сертификат в «Drastic Plastic» — музыкальный магазин, специализирующийся на панк-роке. Удивительно, как они сообразили. И еще более удивительно, что «DP» продает подарочные сертификаты. Не очень-то по-панковски.
Также он получил два черных свитера (их по крайней мере и правда можно носить), одеколон «Avon» во флаконе в виде электрогитары и пустое кольцо для ключей. Этот последний подарок отец вручил ему так, чтобы все заметили.
Шестнадцатый день рождения Парка наступил и прошел, но Парк больше не стремился получить права и ездить в школу на машине. Автобус был единственным местом, где встреча с Элеанорой была ему гарантирована.
Она уже сказала ему, что так безумно, как прошлой ночью — а то, что это было безумно, они оба согласились, — она не рискнет снова улизнуть из дома.
— Любой из младших может проснуться, и они точно меня сдадут.
— Но если ты по-тихому…
Тогда-то Элеанора и объяснила ему, что чаще всего делит комнату со своими братьями и сестрой. С ними всеми. «Комнату, примерно такого размера как твоя, — сказала она, — минус водяной матрас».
Они сидели возле заднего крыльца школы, в маленькой нише, где никто не мог их увидеть (если только не искать специально) и где на них не падал снег. Сидели напротив друг друга, держась за руки.
