Элеанора
Мама категорически воспротивилась идее сидеть с ребенком.
— У него четверо детей, — сказала она. Мама раскатывала тесто для тортильи. — Он вообще об этом помнит?
Элеанора сдуру рассказала маме о звонке отца в присутствии младших. И те бурно обрадовались. Прошлось объяснить, что они не приглашены. Речь всего лишь о том, чтобы присмотреть за ребенком. И в любом случае — отца не будет дома.
Маус разревелся. Мэйси разозлилась. А Бен спросил Элеанору: может быть, она перезвонит отцу и спросит, нельзя ли и ему приехать?
— Скажи отцу, что я постоянно сижу с детьми…
— Ваш папаша — это просто нечто, — сказала мать. — Раз за разом он разбивает вам сердца и ожидает, что я соберу осколки.
Собрать и вымести прочь — так это было в мире ее матери. Элеанора не стала спорить.
— Пожалуйста, позволь мне поехать, — сказала она.
— А зачем? С чего ты так о нем печешься? Ему-то до тебя дела нет.
Боже. Даже если это была правда — она все еще причиняла боль.
— Я не пекусь, — сказала Элеанора, — просто хочу выбраться отсюда. Я два месяца нигде не бывала, кроме школы. И потом, он обещал мне заплатить.
— Если у него есть лишние деньги, мог бы подкинуть своим детям.
— Мам… это десять долларов. Ну пожалуйста.
Мать вздохнула.
— Хорошо. Я скажу Ричи.
— Нет! Боже, не надо. Он скажет «нет». Да и вообще: он не может запретить мне видеться с отцом.
— Ричи — хозяин в этом доме, — заявила мать. — Благодаря ему у нас есть еда на столе.
«Какая еще еда? — хотелось спросить Элеаноре. — И, к слову, на каком столе?» Они ели, сидя на своих кроватях, на полу или на ступеньках лестницы, держа на весу бумажные тарелки. Вдобавок Ричи скажет «нет» просто потому, что это доставит ему удовольствие. От этого он чувствует себя королем Испании. Возможно, мама просто хотела предоставить ему такую возможность.
— Мам… — Элеанора закрыла лицо руками и привалилась к холодильнику. — Ну пожалуйста.
— О, прекрасно, — горько сказала мать. — Прекрасно. Но если он даст тебе денег, следует поделиться с братьями и сестрой. Это самое меньшее, что ты можешь сделать.
Да пусть бы забирали хоть все. Элеанора хотела лишь одного: поговорить по телефону с Парком. Поговорить без того, чтобы их слышал каждый чертов недоносок из Огайо.
Следующим утром в автобусе, когда Парк поглаживал пальцем внутреннюю сторону ее запястья, Элеанора спросила у него номер телефона.
Парк рассмеялся.
— Чего смешного?
— Да просто… — тихо ответил он. Они всегда говорили тихо — хотя все остальные в автобусе ревели так, что пришлось бы орать в мегафон, если ты желал, чтобы тебя услышали среди всего это мата и чуши. — Такое впечатление, что ты ко мне клеишься.
— Видимо, мне не стоило просить у тебя номер, — сказала она. — Мой-то ты никогда не спрашивал.
Он посмотрел на нее сквозь свисающие пряди волос.
— Я думал, тебе не разрешают говорить по телефону… после того случая с твоим отчимом.
— Может, и не разрешали бы, будь у нас телефон. — Обычно Элеанора старалась не рассказывать Парку о таких вещах. Как и обо всем прочем, чего она не имела. Она ждала реакции Парка, но тщетно. Он просто провел большим пальцем по венам на ее запястье.
— Тогда зачем мой номер?
Боже, подумала она. Забудь об этом.
— Ты не обязан его давать.
Парк округлил глаза. Достал из рюкзака ручку и взял один из ее учебников.
— Нет, — прошептала она, — не надо. Не хочу, чтобы мама увидела.
Парк нахмурился, рассматривая учебник.
— Думаю, будет хуже, если она увидит вот это.
Элеанора глянула вниз. Черт! Кто бы ни написал ту дрянь на ее учебнике по географии, он же изгадил и учебник истории.
«отсоси у меня» — гласило послание, написанное корявыми синими буквами.
Она схватила ручку Парка и принялась зачеркивать мерзость.
— Зачем ты это написала? — спросил Парк. — Это песня?
