доченькой. Они приходили ко мне утром и вечером, каждый день. Чаще
всего просто молчали, но иногда рассказывали какие-то истории, ждали, что
мне это хоть что-то напомнит. А я смотрела на них и не вспомнила.
Понимаешь, Джордж, не узнавала! Родных папу и маму…. Меня часто
навещали друзья, родственники, знакомые. Печально качали головой, и с
этим долбаным сожалением говорили «бедная девочка, как она это
переживет». Но лучше всего я помню последний день в больнице. Ко мне
пришла женщина, одетая во все черное, невысокая и очень худая, волосы
были убраны под платок. А ее лицо так четко осело в памяти. Изможденное, рано постаревшее, с острыми линиями скул и запавшими щеками, и бледные
каре-зеленые глаза, болезненные и воспаленные. Она просто смотрела на
меня и молчала, а потом вдруг упала на колени и заплакала, и крепко
держала меня за руку. «Ты – это все, что у меня осталось». Я так и не поняла, кто эта женщина, и кем она мне приходится. Родители сказали, что не знают
ее, или скорее, сделали вид, что не знают. А это она оставила мне перед
уходом, - я подняла правую руку, где на безымянном пальце было
простенькое серебряное колечко с гравировкой в виде плюща по всему
диаметру. Я даже и не заметила, что все это время, пока я рассказывала, Джордж крепко обнимал меня за плечи, потому что меня всю трясло как
будто от холода. Только вот на улице было тепло, очень тепло.
- Ты спрашивала у родителей, что тогда произошло?
- Да. И не раз. Но врачи запретили им рассказывать. Сказали, что для меня
это будет слишком большим стрессом, что нужно время. Вот родители и
молчали. Не подпускали меня к компьютеру и выкинули все старые газеты со
сводками происшествий.
- Мы можем зайти в Интернет-кафе и узнать. Если ты хочешь, конечно, -
поспешно добавил мужчина.
- Нет, Джордж, спасибо. У меня ведь и раньше была возможность узнать. Но
я решила, что не буду торопить события. Я хочу сама вспомнить.
- А если ты ничего не вспомнишь? Если память так и не вернется?
- Значит не судьба, - горько усмехнулась я. Мы пришли к выходу.
***
Этой ночью мне все никак не удавалось уснуть. Я уже вся извертелась.
Пробовала считать овец, напевать песенки. Но сон что-то не торопился идти
ко мне на встречу. И я в очередной раз вспомнила о Джуне. Когда я приняла
приглашение Джорджа погостить у него, мой ангел куда-то исчез. И
поначалу я подумала: какое счастье! Наконец-то меня перестанет донимать
этот коварствующий ангел. Но потом проснулась тревога: куда он все-таки
делся? Обиделся что ли? Или приревновал к Джорджу? Последняя мысль
показалась чересчур нелепой. Он же ангел-хранитель, как он может
ревновать? И вот недавно я с тоской поняла, что может, он действительно
был всего лишь плодом моего воображения. Игры подсознания, так сказать.
Но стоило мне сейчас наконец-то почувствовать бредущее ко мне сонное
состояние, как в дверях материализовался Джун.
- Тьфу ты, черт побери! Я так заикой останусь. Ты где пропадал? – уже более
миролюбиво закончила я. Как ни странно, Джун не спешил с очередным
остроумным ответом. Напротив, лицо у него было сосредоточенное и
серьезное.
- Пойдем за мной. Только тихо.
Я с сожалением поняла, что это не то приглашение, от которого можно
отказаться. Я с неохотой выползла из-под теплого одеяла, одернула
футболку, щедро одолженную мне Джорджем в качестве ночной рубашки, и
послушно отправилась за Джуном, хотя тот даже не обернулся, чтобы
проверить иду я или нет. Возле одной из комнат он остановился, поманил
меня и исчез. Дверь была открыта. Пламя множества горящих свечей
неприятно резало еще не привыкнувшие к свету глаза. Комната явно
принадлежала ребенку. Девочке. Радужные обои, похожие на матерчатые, люстра в виде солнышка, небольшая кроватка, застеленная пледом, и на ней
