Заглянула женщина узнать, куда жалуются на бюрократов, которым, после некоторого разговора, оказался ее бывший муж, не плативший алиментов.
И звонили. Не явившийся вовремя свидетель, который желал явиться теперь; адвокат, справлявшийся, когда поедем в следственный изолятор знакомить с делом обвиняемого; из городской прокуратуры с оповещением о занятиях по криминалистике; из прозекторской приглашали на вскрытие трупа; трижды звонили, монотонно вопрошая, не кооператив ли это «Грация». Лида звонила, дочка звонила.
Обедать я ходил в пирожковую, где меня одолевало прямо-таки философское сомнение, когда дело доходило до чая или кофе. Первый не имел ни аромата, ни вкуса, ни сладости — лишь некоторый цвет, похожий на кожу человека, болевшего желтухой. А кофе, который принято пить маленькими чашечками, приносилось в пирожковую эмалированными ведрами, из чего я сделал вывод, что варят его цистернами.
И весь день я поглядывал на часы. В половине шестого стало очевидным, что Леденцов не явится и не позвонит.
Я начал собираться домой. Убрал в сейф первый том, который теперь знал, как свой письменный стол, сделав к нему тридцать страниц одних выписок. Позакрывал замки и погасил настольную лампу…
Но без четверти шесть в кабинет вошел человек среднестатистического вида: средний рост, средний возраст, ширпотребовская куртка, синтетическая шляпка и банальные усики. Правда, не очень банального песочного цвета и висевшие не банально, рыжей бахромкой.
— Молодец, — удивился я.
Леденцов устало сел к столу, снял шляпу и вытянул тяжелые ноги. Я включил лампу.
— Сергей Георгиевич, пишите…
Если оперуполномоченный уголовного розыска просит записать, то надо записывать.
— Черемуховый бульвар, дом 10, квартира 37. Там живет женщина по имени…
— Татьяна? — вспомнил я чепиноговскую «Танюху».
— Татьяна Ивановна. И фамилию угадаете?
— Чепинога?
— Нет.
— Зуева?
— Да, Татьяна Ивановна Зуева.
— Жена?
— Сестра.
— Ну и что? — уже наглея, потребовал я еще информации.
— Она не только сестра Зуева, но и любовница Чепиноги. Станут ли они говорить про нее правду?
— Как узнал… что любовница?
— Об этом в Лесоповальном каждый лесоруб знает.
Я пробежался по кабинету, поднятый нервной силой, мгновенно образовавшейся во мне. Первая самая очевидная версия заканчивалась логично, даже красиво, как шахматная партия у гроссмейстера.
— Боря, еще не ночь, — сказал я к тому, что допрашивать еще можно.
— Еще не вечер, — согласился он.
— Устал?
— Я каждый день устаю.
— Ты на колесах?
Леденцов, не ответил, надев шляпу и превратившись в среднестатистическую личность. И вышел, разумеется, среднестатистическим шагом.
Более часа просидел я в кабинете, испытывая некоторое напряжение или, как теперь говорится, душевный дискомфорт. Когда пишут о следователях, то непременно упоминают поиск истины. Правильно. Но ведь не только ищем мы истину. Следственная работа многогранна, как и жизнь. Взять хотя бы информационный бум. Человечество эйфористически захлебывается потоками разнородных сведений, и уже поговаривают об информационном обществе. По-моему, тяга людей к информации естественна, даже инстинктивна. Иначе она зовется утолением любопытства. Но что такое следственная работа, как не сбор информации? По-моему, хороший следователь — это прежде всего любознательный человек.
К чему говорю? К тому, что я ждал появления Татьяны Ивановны Зуевой с торопливым интересом, который был не только криминальным — она или не она? — а человеческим: кто же сейчас ко мне придет? Сестра, любовница, преступница? Жила ли во мне уверенность, что ребенок ее? По логике — да. По моему жизненному опыту — нет, ибо выходило слишком сложно и неразумно; выходило, что она поручила шоферам положить ребенка в колею и самим вызвать милицию. Впрочем, мог быть совсем-совсем иной зигзаг, который не предугадала даже моя интуиция.
Вошли они шумно: женщина впереди, оперуполномоченный сзади.
— Я подожду в коридоре, — сказал Леденцов, пропав за дверью.
Такое пренебрежение допросом было худым признаком, но сейчас все мое внимание заняла женщина.
— Может быть, разденетесь? — предложил я.
