Шлюпка скользила по воде с грациозностью лебедя, направляясь к крошечному каменному причалу. Сквозь туман Лори различала одинокую фигуру человека, вглядывающегося в море. Она не видела его лица, но знала — это Джеймс!
Стоило им коснуться причала, она выскочила из шлюпки и тут же поскользнулась на облепленных водорослями камнях. Если бы не Джил с его мгновенной реакцией и крепкими руками, она бы кувыркнулась в воду, а не бросилась в объятия Джеймса.
— Джеймс! Джеймс!
Он крепко ее обнял, глядя на нее усталыми, но все такими же ярко-синими глазами.
— Сестренка! Такая взрослая и такая красивая! Кто бы мог подумать! А где же твои пластинки на зубах? Все упрямишься, не носишь?
Словно и не было всех этих лет разлуки: перед ней стоял ее старший брат и опять, совсем как в детстве, беззлобно над ней подшучивал.
— А мне ты про пластинки на зубах ничего не рассказывала.
К ним подошел Джил, и Лори, повернувшись, состроила ему рожицу. Джеймс рассмеялся.
— Глядя на нее сейчас, и не подумаешь, правда? Рад тебя видеть, Джил. — Мужчины тепло пожали друг другу руки. — Надеюсь, я тебя не слишком озадачил?
Он едва заметно кивнул в сторону Лори, но она уловила этот жест и уже не сомневалась, что все не так просто, и она ничего об этом не знает.
— В чем дело, Джеймс? — в замешательстве спросила она. — Я знаю, что ты не хотел меня видеть, но почему?
— Долго рассказывать; пойдем в деревню, и я попробую тебе объяснить.
Джадамо оказался почти таким же крутым холмом, густо поросшим лесом, как и Силуэт, но гораздо красивее. Узкая земляная тропинка бежала между деревьями, сочившимися влагой, и всем троим, взбиравшимся по склону, на головы то и дело падали тяжелые капли. Лори стянула с плеч шелковую шаль, потому что с каждой минутой ей становилось все жарче, а невидимые в густой листве птицы словно бы хором издевались над ее усталостью. Она задержалась, чтобы перевести дух, прислонившись спиной к дереву. Джеймс извинился за отсутствие транспорта:
— На острове запрещены любые средства передвижения: все ходят пешком. Когда живешь здесь все время, то привыкаешь к влажности, но таким светлокожим, как мы, сложнее.
Она рассмеялась. Когда-то Джеймс был таким же светлым, как и она, а теперь, хотя волосы выгорели на солнце почти добела, его кожу покрывал тот же бронзовый загар, что и у Джила, если не темнее.
По пути наверх им не встретилось ни одного человека. Постепенно полог листвы над головой начал редеть, и сквозь густой туман прорезалось солнце. Взобравшись на вершину холма, они вышли на опушку, усеянную туземными хижинами и небольшими палатками, странно смотревшимися рядом. Народу здесь было немного, в основном все европейцы, и, судя по тому, как они разговаривали с Джеймсом, — тоже орнитологи. Джеймс скрылся в одной из хижин и через несколько минут появился, держа в руках поднос с прохладительными напитками и сочными местными фруктами. Поставив его на столик в тени раскидистого дерева, он расчистил место среди груды бумаг и, поставив три раскладных стула, жестом пригласил Лори и Джила присесть.
— Ну, так как здесь обстоят дела?
Джил сделал большой глоток и откинулся на спинку стула.
— Да не скучаем, — Джеймс прикрыл веки, и Лори бросилось в глаза, как он постарел. — Позавчера поймали семерых, но одного из наших убили.
Джил скорбно кивнул.
— Я так и понял, что у вас проблемы, когда разговаривал с тобой по радио.
У Лори дрожал каждый нерв.
— О чем вы говорите? Что здесь происходит?
— Хочешь верь, хочешь нет, — сказал Джеймс, — но этот прекрасный остров — самый дикий во всем Талькакском архипелаге. Контрабанда здесь обычное дело, и, как правило, нас она не очень заботит, но когда начинают охотиться за редкими и ценными птицами и их яйцами, чтобы сбыть их за границей богатым коллекционерам, мы не можем не вмешаться.
— А эти контрабандисты еще и людей убивают? Они что, настолько опасны?
Лори не верила своим ушам.
— Ты же видела, какая здесь нищета, — заметил Джил. — Они готовы рискнуть жизнью, лишь бы семья жила хоть немного получше.
— Хуже всего, что птицами они не ограничиваются, — прервал его Джеймс. — В заливе скоро исчезнут редкие раковины.
