– Кадыров?
– Ну да.
– А Зубов?
– На кредитах. И оба как бы не при делах. В общем, шпала голимая. Но там система, Петрович. Гольдберг только частный случай.
– Ладно, закроем – колонем. Они нам всех сдадут.
– Кого знают.
– Ну и что? Потихонечку. До самых верхов нас не допустят, конечно, но…
– А достанешь? На них же впрямую-то ничего вроде и нет.
– Ой… Только не надо маму парить. Мы тебе тут не что-либо где. Не частная лавочка, как некоторые. Короче, с меня пузырь. Может, еще чем богат?
– Бог подаст. У меня вот на дедулю хулиганы у парадной напали, он и скрипнул. Вот и все мои проблемы. В частной лавочке…
– Ну извиняй.
– Ладно, отбой.
Волков отключил телефон и опять вопросительно посмотрел на напарника.
– Да есть контакт, есть, – тот закрывал свой чемоданчик.
– Слушали нас?
– Однозначно.
– Ага! – оскалился Волков. – Хоп муха!
Он вырулил на Литейный проспект.
– Спасибо, Витек. Тебя в контору или домой?
– В Бюро. Мне еще программу лепить.
– Гений ты наш.
– Да ладно вам.
– Ой-ой! Покраснел! Слушай, а тебе вообще что-нибудь интересно, кроме твоих «пентиумов»? Ну вот, например, что мы сейчас сделали?
– Что… – пожал плечами Витек. – «Де-зу» слили третьему лицу. И проверили, дошла или нет.
– Ишь ты. Хорошо, а зачем?
– Ну, они задергаются, проколются на чем-нибудь. Их Никитину этому вашему взять будет проще.
– Дуся моя, да Никитин-то и слышит о них впервые.
– Что ж вы их, сами, в одиночку брать будете?
– А мне они, дружок, и на хер не нужны, в свою очередь. Извини за филигранность оборотов речи.
– Ну, я не знаю тогда. Чего ж вы подставляетесь?
– Не в силе Бог, Витек, но в правде.
– Не понимаю.
– Да и не переживай.
Дома у Ирины Гольдберг Волков опять появился –поздно вечером. Она уже отошла от транквилизаторов, взгляд ее глубоких синих глаз был ясен, у губ обозначилась жесткая складка.
– Привет, – Петр поцеловал ее в щеку. – Ты как?
– Ничего.
– Кто звонил?
– Евгений Борисыч, хотел заехать, но я сказала, что лучше не надо. Лена звонила. Она там со своими родственниками хлопочет. Завтра похороны.
– Я отвезу.
– Ага. И еще, опять звонил папин товарищ какой-то, никак не могу запомнить, как его зовут. Он представился, но…
– Чего хотел?
– Да так. Соболезнования. Жалел меня. Спрашивал, не прояснилась ли история с отцом. А она не прояснилась?
– Не знаю, Ира. Честное слово. Я пока сам до конца понять не могу, что к чему. Нам подождать немного надо. Я тут кое-какие шаги сделал, теперь – только ждать.
Весь следующий день Волков провел с Ириной.
Ехать в морг она отказалась наотрез. Петр привез ее сразу на Серафимовское кладбище.
Виктор оказался крещеным, и они вошли в церковь, где только-только началось отпевание. Ирина подошла к гробу брата, Петр встал в сторонке.
Провожать Гольдберга в последний скорбный путь пришли немногие. У закрытого гроба Волков узнал под черной косынкой жену Елену, еще были две какие– то пожилые женщины и мужчина. Чуть в стороне со свечами в руках стояли молодая пара и еще трое мужчин.
Кадырова среди них не было.
После отпевания гроб с телом вынесли из церкви, пронесли на руках до свежевырытой неподалеку могилы, возле которой поставили на козлы. Речей не было. Одна из пожилых женщин поддерживала Елену под руку.
– Прощайтесь,– сказал один из могильщиков.
Присутствующие, вытянувшись цепочкой, прошли мимо гроба, по очереди касаясь его рукой. Затем могильщики взяли гроб на лямки и опустили в могилу.
Каждый бросил туда по комку промерзшей земли, которые падали с деревянным стуком.
Могильщики принялись деловито и сноровисто засыпать яму, и через несколько минут над ней уже вырос свежий холмик, аккуратно заглаженный лопатами. В головах был уложен бетонный цоколь, на который поставили «головку» с надписью: «Гольдберг Виктор Аркадьевич». Дата рождения, дата смерти. Все.
Ирина стояла рядом с женой Виктора, к ним подходили со словами соболезнования.
Кадырова не было и у могилы.
Мужчины, собравшись кучкой, курили в сторонке.
– Поехали к нам, – сказала всем Елена. – Поехали.
Мужчина в дубленке, извинившись, попрощался. Остальные поместились в двух машинах.
Волков вез Ирину, молодую пару и одного из оставшихся мужчин. Другой забрал в свою новенькую «вольво» всех остальных.
