– Нельзя писать в компот и стрелять в белых лебедей.
– Маму парить еще, – вернулся к столу Волков, – тоже не надо.
– Ладно, умники. – Гурский погасил сигарету в пепельнице, встал и ушел к плите.
– И как тут у нас?
– Да вон, уж закипает почти.
– Давай яйцо. Вот, а теперь видишь, вот так, чтобы только белок. Вот… А лимоны? Да снимай ты его с плиты, кипит же!
– А вы-то? – пробурчал парень. – И вообще…
– Извини, дружок, просто друг у меня больной, понимаешь… ему питаться необходимо по определенной методе. Давай быстренько всю зелень сюда вываливай, а я пока лимоны выдавлю. Это выжималка?
– Да. Сколько лимонов?
– Ну, сколько у нас тут бульона… Штуки три, я думаю.
Поваренок всыпал в горшочек пюре из зелени, слил туда же оставшийся сок, перемешал и, накрыв крышкой, оставил настаиваться.
– А что с вашим другом?
– Да у него, видишь ли, от рождения отсутствует в организме такая фишка, которая влияет на метаболизм. И вот это ее отсутствие обуславливает его патологическую зависимость от определенных химических веществ, которые он употребляет в комплексе пищевого рациона. Перорально. То есть непосредственно через рот. Понятно?
– Опасная болезнь?
– Абсолютно смертельная. Чревата безумием. Но не заразная.
– Тут в горшочке вроде настоялось уже.
– Ага. А теперь мы весь этот сок лимонный – туда.
– Не многовато?
– В самый раз. И маслинок. Есть?
– Есть.
– Давай. Штук десять. Прямо туда. Гурский взял в руки графинчик с водкой, опять приподнял его на уровень глаз и задумчиво сказал:
– Знаешь, что самое главное в кулинарии и фармацевтике?
– Что?
– Соотношение пропорций. Принеси-ка, пожалуйста, еще граммов сто. Только очень быстро.
Паренек принес большую рюмку водки и подал Гурскому.
– Так, – похвалил Александр, – молодца. А теперь маслинку.
Поваренок подал маслинку.
– Ну вот… – Гурский выпил сто граммов и зажевал маслиной. – А теперь последний штрих – опа! – Он влил остававшуюся в графине водку в горшок.
– Вот теперь все как надо. Спасибо тебе, держи, – он дал парню пятьдесят рублей. – По кассе пусть нам пробьют как чанахи, я там в зале скажу.
– А как называется болезнь?
– Что? А… Да алкоголизм.
Гурский перелил содержимое горшочка в большую пиалу, аккуратно взял ее одной рукой за край и ободок донышка и понес в зал.
– А фартук-то?
– Пардон. Сними с меня, а? Вот тут развяжи, ага, спасибо. Водки у нас там сколько получилось, четыреста? Обозначь бутылку, пусть впишут в счет. Тебе сколько лет-то?
– Шестнадцать, а что?
– Да так. Бывай, станишник.
– Ну наконец-то… – Лазарский сидел за столом вдвоем с Волковым, и в глаза его было больно смотреть. – Саш, ну я не знаю… Мы же завтракать пришли.
– И что ты заказал?
– Ну, я не знаю, я вообще ничего не хочу, Петька вот салаты ест, а ты, я же не знаю, что… яйца всмятку? На самом деле?
– На вот, держи, только аккуратно, горячее.
– Спасибо, конечно, но как же…
– Ты давай это съешь – и в больничку.
– Саша, да я последние два месяца вообще ничего есть не могу. А вот это конкретно – не буду категорически.
– Не имеешь права, – поднял голову от морковного салата Волков. – Старший приказал.
– Да ну вас, – Лазарский осторожно взял в руки пиалу и сделал глоток. Посмотрел на Гурского, сделал еще несколько крупных глотков, подул на питье и недоверчиво спросил:
– Сань, а это чего?..
– Пей давай. А маслинки глотай с косточкой.
– С косточкой не буду.
– Не имеешь права. Старший приказал. – Петр отодвинул от себя салатную тарелку, достал пачку сигарет и закурил. – А где твои яйца-то?
– Да что ж вы все… – Гурский остановил проходящую мимо их столика официантку. – Девушка, где мои яйца?
– Молоденькая девчонка неожиданно вспыхнула.
– Они… Сейчас принесу.
– Сань. – Лазарский держал в одной руке пустую пиалу, а в другой последнюю маслинку. Щеки его порозовели, на лбу выступили бисеринки пота. – А как это делается? Я же живой опять! И не пьяный…
– В течение ближайших пяти лет это тебе не нужно.
– Да я же там на этом разбогатею!.
– Нельзя, Миша. Это старинный секрет семьи Адашевых. Или Гурских. Не помню, мне бабушка говорила. Но именно обладание этим средством и обусловило исключительную способность к выживанию нашего рода. Особенно в эпоху Петра Великого. Кстати о Петре, – Александр обернулся к Волкову, – наши планы?
