— Ванюша, Ванюша, — прошептал он, — как ты мне угодил! Как я рад, что ты меня сюда привёл, ведь я не видал никогда такой красоты!
Помолчав немного, он добавил чуть громче и торжественнее, раскинув руки, словно обнимая всё увиденное им:
— Всё это моё, моё, моё!
— Кроме солнца, — слегка улыбнувшись, заметил князь Иван, — оно ведь не только здесь, но и там, далеко. — Он махнул рукой туда, откуда всё выше и выше поднимался круглый красный шар солнца.
— Хорошо, хорошо, — согласился Пётр, но по его тону князь Иван понял, что он обиделся.
— Полно, Петруша, пошли обратно, а то уж хватились, верно, ищут тебя повсюду.
— Да-да, пошли, — примирительно сказал Пётр, и, повернувшись, они быстро зашагали к дому по той же пустынной дороге.
Подходя к дому, князь Иван увидел впереди девицу с коромыслом на плечах, на котором мерно покачивались бадейки, полные воды.
— Погоди-ка, — остановил он Петра и, ничего не объясняя, скинул с себя тулупчик, вывернул его наизнанку, быстро надел мехом наружу, нахлобучил до самых глаз лохматую шапку и пустился догонять идущую впереди девицу.
Подойдя к ней сзади почти вплотную, он легко снял с её плеч коромысло с бадейками и повесил на себя. Девица от неожиданности остановилась, оглянулась поглядеть, что же такое происходит, но увидев одетого в вывороченный тулуп человека, закричала от страха:
— Сгинь, сгинь, нечистая сила!
Оставив коромысло с бадейками, из которых полилась вода, она помчалась вперёд так быстро, что стали видны её голые ноги, обутые в короткие валяные сапоги.
Весело посмеявшись над глупой девкой, они направились к дому. Шли той же дорогой, что и уходили. К их обоюдному удивлению, всё было тихо: видно, ещё никто не хватился, что государя нет в его покоях. Однако такое затишье было обманчиво.
Не успел князь Иван скинуть с себя и спрятать вывороченный тулупчик, как у него в спальне появился князь Алексей Григорьевич.
— Признавайся, это твои проделки? — сказал он строго, подходя к кровати, в которую успел юркнуть молодой человек.
— Какие проделки? — глядя на отца непонимающим взглядом, переспросил князь Иван.
— Не притворяйся спящим! — проговорил отец, сдёргивая с сына одеяло и глядя на его ноги в мокрых от снега сапогах, которые тот, заслышав чьи-то шаги, не успел скинуть.
— Какие проделки? — всё ещё упрямясь, повторял князь Иван.
— Девку, что воду несла, не ты, что ли, до смерти перепугал? До сей поры кричит, что на неё нечистый дух напал.
— Как же, — улыбнулся князь Иван, — нужна она нечистому духу, такая толстая да рябая.
— Смотри, Иван, — погрозил князь Алексей сыну пальцем, — сам сколь хочешь куролесь, а государя побереги: не ровен час, случится с ним что...
— Поберегу, поберегу, — скороговоркой пообещал князь Иван, стаскивая с ноги сапог.
Прошло несколько дней с памятной ночной прогулки молодого государя и его любимца князя Ивана, и всё более или менее приходило в норму обычной жизни, если не считать хлопот царского окружения по случаю предстоящей коронации Петра Алексеевича. Более всех беспокоилась великая княжна Наталья — сестра государя. Ей казалось, что парадный костюм, в котором он должен был короноваться, недостаточно богат, слишком мало украшен драгоценными камнями.
Однажды, придя к брату, она принесла небольшую серебряную шкатулку и, протягивая её Петру, сказала:
— Посмотри, Петруша, что тебе подойдёт, то и возьми.
— Что это? — удивился государь.
— А ты открой шкатулку, там увидишь.
Осторожно, словно шкатулка была из хрупкого фарфора, Пётр откинул крышку, и его взгляду предстали немногие драгоценности сестры, которые ей достались после смерти их матери и были хорошо известны государю. Там было несколько колец с небольшими сапфирами в обрамлении мелких алмазов, такие же серёжки, жемчужное ожерелье.
— Зачем это мне? — недоумённо спросил Пётр.
— Возьми, возьми, братец, здесь хорошие камни, ты ими украсишь свой наряд.
— Наряд? — повторил Пётр.
— Да, наряд для коронации, — тихо ответила княжна, покраснев.
— А разве он недостаточно украшен?
— Конечно, недостаточно, — громче и твёрдо сказала Наталья и после недолгого молчания продолжала официальным тоном, обращаясь к брату на вы: — Вы, Пётр Алексеевич, совсем не следите за своим платьем.
