Княжна молчала, по её пылающим от унижения щекам катились слёзы.
— Реветь-то после будешь, как узнаю, ежели что не так.
Княжна молча глотала слёзы.
— Запомни, — погрозил ей князь Алексей толстым коротким пальцем, — ты должна дите только от государя родить! Поняла? Запомни это твёрдо! Тут дело идёт о короне, а не о твоей дурацкой любви, — решительно закончил он свой разговор с дочерью и, не обращая на неё больше никакого внимания, вышел вон, оставив её одну с терзающей душу новостью.
Оглушённая известием, строгим тоном отца в разговоре с ней, княжна Катерина, едва не теряя сознание, добралась до своих покоев и кинулась на постель. Закрыла глаза и вновь, как там, внизу, явственно услышала голос отца, без конца повторявший одно и то же: «Тут дело идёт о короне, а не о твоей дурацкой любви». В её мозгу застряло лишь одно слово — «корона». Оно стучало в висках, отдавалось болью в сердце, от него немели руки и ноги, не хотелось ни видеть никого, ни слышать. Княжна зарылась лицом в подушку, обхватила голову руками, зажала уши, но это слово было где-то внутри. Словно длинная заноза, оно причиняло страдание, как только она пыталась забыть о нём.
Корона, корона! Она рывком села на постели, огляделась. Кругом было темно, тёплая летняя ночь плотно прилегала к окну, отгораживая её от всего мира. Ни один звук не долетал до неё. И лишь одно слово звенело вокруг — «корона», «корона», «корона». Застонав, она закрыла глаза и снова зарылась лицом в подушку. Запоздалые слёзы вдруг хлынули из глаз. Они текли и текли, княжна не в силах была остановить их. Да что ей корона? Зачем ей этот нелюбимый царь-мальчик? Что она будет делать с ним? А её любовь, её красавец жених? При мысли о нём княжна вновь поднялась с измятой, мокрой от слёз подушки. Какое-то возбуждение охватило её. Надо было немедленно что-то предпринимать, что-то решать, пока эта самая корона не сдавила ей голову. Но что делать? Что? Она металась по комнате. Бежать! Бежать не медля! Бежать к нему, он спасёт её и от этого царственного мальчика, и от сурового отца, он защитит её!
Вдруг она остановилась, прислушалась и в ночной тишине явно различила стук конских копыт, затихший у крыльца.
— Это он, он, он, — лихорадочно шептала княжна, — он приехал меня спасти, увезти отсюда, из этого дома, от грядущей страшной судьбы.
Отворив дверь, она вслушивалась в звуки дома, но кругом было тихо. Крадучись, боясь, как бы её не заметили, она спустилась вниз, тихо пробралась к заднему крыльцу и с замирающим от страха сердцем толкнула тяжёлую дверь. Она бесшумно открылась. Тёплый летний ночной воздух, напоенный пряным запахом цветов и скошенного сена, охватил её. Спустившись с крыльца, она прислушалась, вглядываясь в непроглядную темноту ночи и стараясь разглядеть всадника и лошадь, стук копыт которой она явственно слышала у себя в комнате наверху.
Но вокруг было тихо. Вдруг вдали, возле конюшни, ей послышался какой-то шум, показалось даже, что она различила лошадь и всадника.
«Он, он, он!» — радостно застучало в голове, и уже не таясь и не пугаясь, она помчалась туда, откуда доносились неясные звуки.
Княжна, казалось, совсем не обратила внимания, что бежала она без башмаков, которые то ли сбросила сама, то ли они свалились позже, когда спешила. Мокрая трава хлестала её по ногам, намочив подол платья, ставший тяжёлым и липким. Он мешал бежать, она подняла его и, придерживая одной рукой, неслась всё дальше от дома. Не найдя никого возле конюшни, она побежала быстрее.
«Верно, он пошёл на наше заветное место и ждёт там. Скорее, скорее туда». Она мчалась к берегу пруда, к тому месту, где узенькие мостки вели на поросший кустарником остров. В её затуманенном мозгу была только одна мысль: «Скорее, скорее, скорее!»
В тот самый момент, когда княжна уже ступила на шатающиеся Мостки, кто-то схватил её сзади. Она даже не испытала страха, уверенная, что это тот, кого она больше всего сейчас хотела видеть. И лишь тогда, когда за спиной услышала голос брата, испугалась и вся сжалась, втянув голову в плечи.
— Сестра, ты куда? Ночью, в такую темень? — донеслись до неё слова встревоженного князя Ивана.
