Да, я понимаю, конечно, почему вы, возможно, думаете, что именно поэтому я упоминаю эту игру, но вы кое о чем забыли. Эта книга не об эволюции души или отношениях между высшим я и низшим я. Она о пребывании в состоянии недвойственного осознания — духовном просветлении, и причина моего упоминания этой игры заключается в том, что после мытья тарелок и уборки на кухне я собираюсь пойти наверх и поиграть в нее.
* * *
Крис входит, усаживается рядом и без малейшей тени сострадания к тяжкой доле моей героини начинает читать мне лекцию о природе иллюзии и ужасах, чинимых эго. Я как раз наконец понимаю, как выполнить трюк со вторым прыжком задом-наперед с поворотом и хватанием, когда сидящий рядом Крис начинает размахивать руками, чтобы выразить свои прозрения в вопросе о большой душе и малой душе.
— Мы вроде как божественные существа, — сообщает он мне, — вроде богов, но заточенных в темноте, так что мы не можем проснуться к нашей подлинной природе. Словно бездомный, живущий на улице в полном отчаянии, не зная, что он сын миллиардера и наследник огромного состояния.
Крис говорит страстно, как если бы собственный страх придавал ему сил. В таком же тоне несут свою чушь конспирологи, преисполненные чувства собственной важности и веры в то, что им удалось проникнуть глубже, чем простым людям — стаду — в скрытую реальность. Бежать в стороне от стада, конечно, лучше, чем бежать в стаде, — мог бы я сказать Крису, — но нет существенной разницы, если ты бежишь в том же направлении.
Речь Криса о природе заблуждения или тот факт, что он позволяет себя поучать меня в этом вопросе, не вызывают у меня особого отвращения. Обмен информацией — мощное средство для понимания, и неважно, происходит он в устной или письменной форме. Ум естественным образом приходит в более сосредоточенное состояние, когда ему нужно передать знание, нежели просто обработать или сохранить информацию для собственных нужд.
Лара хватается за верх стены и должна подтянуться. Однако верх стены покатый и она срывается до того, как я успеваю заставить ее снова ухватиться за него. Она падает и приземляется на другой склон, по которому скользит вниз. В этот раз я цепляюсь за край, когда она забирается наверх. Я заставляю ее подтянуться, но не знаю, что делать с ней дальше. Пытаюсь снова прыгнуть-повернуться-ухватиться, и она умирает жуткой смертью.
— Нет, ну в самом деле, — продолжает Крис, — просто взгляните на это! Эго! Это все эго! Каждый заключен во тьме тюрьмы собственного изобретения. Бог не оставил нас, это мы оставили Его! Вот в чем великая ирония всего, страдания, человеческой ничтожности, во всем этом нет необходимости. Махариши Махеш Йоги говорит: «Иди и скажи миру, что больше никто не имеет права страдать», — и ведь это правда. Проснуться — вот все, что нужно сделать, проснись — и боль и страдание немедленно исчезнут.
В часе езды отсюда на юг расположен большой центр Махариши со своим университетом и сообществом медитирующих, не все из которых, судя по тому, что достигает наших ушей, влюблены в Трансцендентальную Медитацию. Подозреваю, что Крис не уполномочен распространять и комментировать учение Махариши, и мне немного любопытно, что бы он взял из сказанного мною и как переосмыслил ради чьей-нибудь еще пользы.
— Итак, — спрашиваю я, пока Лара карабкается на стену, — ты понимаешь просветление как своего рода избавление от уз невежества? Как свободу от эго?
Это то, что Крис считает важным, что делает это Важным — узы, заблуждение, эго и все такое. У него уже были Важные штуки в прошлом и их будет еще больше в будущем. Важные штуки могут быть самыми разнообразными, но они никогда никуда не ведут, вопреки впечатлению, которое они производят. Они больше похожи на промежуточные острова в опасном морском путешествии. Как им и положено, все подобные острова исчезают в бурном море, а путешествие волей-неволей продолжается. Любовь, Бог, сострадание, гуру и сознание — вот примеры важных штук. Это манящие райские уголки, на первый взгляд совершенно безопасные и укромные, но ни один из них не является целью путешествия, как в конце концов осознает любой, кто там остановится. Однако нет и причин, чтобы не останавливаться. Жизнь — не состязание, и единственная ее цель — само путешествие.
