Мне не видно, какими они обмениваются взглядами, но оба инструктора одновременно ревут: «Набрать высоту!» Пилот, не зная причины такой команды, реагирует резким рывком, отчего я вываливаюсь из объятий вцепившегося в меня инструктора. Я ожидаю открытия контейнера и готовлюсь выразить в последнее мгновение благодарность, но он не открывается и я немедленно прижимаюсь спиной к стенке, хотя на гладком полу невозможно удержаться и не за что ухватиться. Инструктор становится на колени рядом со мной и запускает руку между фюзеляжем и моей спиной и кричит, что он держит это, что бы «это» ни было.
ППК означает «полуавтомат парашютный комбинированный». Не у каждого есть такая штука, но на мне бывшее ученическое снаряжение, поэтому у меня она есть и, как оказалось, у одного из инструкторов тоже. В ППК есть встроенный высотомер, и он автоматически раскроет парашют на высоте триста метров, если он еще не раскрыт. Как правило, иметь заряженный ППК в снижающемся самолете безопасно, потому что это устройство срабатывает только при определенной скорости снижения, которой самолет обычно не достигает, но поскольку мы летим вниз быстрее, чем обычно, велик риск, что одно из устройств, если не все, сработает.
Мне известны случаи, когда ППК спасали жизни. Если парашютист теряет сознание или по какой-то причине не может раскрыть парашют, то ППК делает это за него. Приземление, возможно, будет неприятным, но это лучше, чем свободный полет.
Знаю я и об ошибках ППК и связанных с этим трагедиях, включая срабатывание внутри самолета. Возможность не из приятных. Главный инструктор — не тот, что удерживает мой контейнер закрытым, а другой — дает инструкции пилоту и проверяет, что ученик успокоился. Затем он становится на колени и отключает его ППК, расположенный в верхней части ранца. Он ползет ко мне, отключает мой, а затем горбится так, чтобы я мог отключить его устройство, не отодвигаясь от фюзеляжа.
Как только ППК отключены, мы можем приземлиться без происшествий. Когда самолет останавливается на земле, инструктор, который держит руку у меня за спиной, перекатывает меня вперед и убеждается в безопасности ранца, прежде чем позволить мне покинуть самолет. Отстойно было бы пройти через все это, чтобы потом мой ранец открылся на взлетке и потянул меня под вращающийся пропеллер. Не знаю, могло ли такое на самом деле произойти, но у меня слишком хорошее настроение, чтобы выяснять это. На земле никто еще не знает о происшествии, потому что прыгнувшие парашютисты еще только начали приземляться, да и то не в расчетной точке, поскольку трудно ожидать идеального приземления после ситуации, в которой произошел прыжок. Разумеется, люди на земле быстро поняли, что что-то не так, когда самолет приземлился с парашютистами на борту.
Я вышел из самолета и побрел по траве подальше от него и приближающихся людей. Мне не хотелось говорить. Не хотелось испортить этот чудесный момент. Можно всю оставшуюся жизнь прыгать с парашютом и больше никогда не испытать настолько мощного и возбуждающего опыта. Я все еще впитываю это чудо и не хочу тратить время на болтовню о нем. Я роняю ранец, отхожу от него в сторону, поднимаю руки и позволяю волнам благодарности течь через меня. Как же чудесен этот гребаный мир. Как же чудесна эта гребаная жизнь.
Я убираю свой ранец, который все равно нужно укладывать заново, и ухожу прогуляться. Ныряю в близлежащий лесок, нахожу тропинку и просто бреду по ней, заново проигрывая свои переживания и кайфуя от приятного возбуждения. Через полчаса я возвращаюсь в большой ангар и понимаю, что все приписали мое желание побыть в одиночестве моему потрясению. Вся эта история уже начинает превращаться в местную легенду, и мои приятели по прыжкам быстро понимают, что я в полном порядке и не против обсудить происшествие. В итоге в этот день я пересказал события раз шесть. История оказалась даже выгодной для меня, поскольку владелец аэроклуба чувствовал себя настолько неловко, что внес меня в расписание на каждый второй прыжок до конца дня. К тому времени, когда наступили сумерки и самолет закатили обратно в ангар, я шесть раз поднимался в небо и пять раз опускался под куполом парашюта — больше прыжков в один день я еще не совершал. Кроме прочего, не понимая, что я с удовольствием приплатил бы за такой день, как этот, они не взяли с меня ни цента.
