Эти слова вызывают смех. Настроение становиться чуть более разговорчивым. Сумасшедший иконоборец, нигилист и еретик ушел, вернулся забавный, добродушный и мудрый парень.
— Вы ищете точную карту, а эти великие тексты представляют собой увесистые пачки страниц, покрытых каракулями. Да, некоторые строчки среди каракулей действительно написаны разборчиво, насколько это возможно, но вы никоим образом не можете знать, что там есть правильного, пока сами не проделаете путешествие, а к тому времени, разумеется, вам уже не нужна будет карта.
Даже Мартин, известный своими крепкими узами с ведическими писаниями, кажется внимательным и задумчивым.
— Вы все слышали поговорку: «Когда студент готов, появляется наставник». Что ж, это значит немного больше, чем загадочное прибытие гуру в нужное время. Это значит, что знание, в котором вы нуждаетесь, появится, когда вы готовы к этому. Возможность открытия следующей двери никогда не отрицается, но возможность открытия следующей за ней двери никогда не гарантирована. В этом смысле у вас будет много, много наставников. В этом смысле отрывок из Библии может оказаться правильной подсказкой в правильный момент, но это не значит, что вся Библия — правильная подсказка в любой момент. Даже в тех книгах и учениях, которые мне больше всего нравятся, я нахожу полезной от силы десятую часть.
Я обвел глазами их лица и увидел понимание во всем его разнообразии — от почти полного понимания до почти полного его отсутствия. Этого и следовало ожидать.
— Речь идет об открывании следующей двери, — продолжаю я, — и обладание десятью тысячами ключей ничего не значит, если ни один из них не подойдет к замку той двери, перед которой вы стоите. «Наставник» это просто слово, которым обозначается ключ от следующей двери. До просветления можно обращаться к этим великим книгам и великим учениям сколько душе угодно, и тогда они не будут для вас ни загадочными, ни непостижимыми, а потом они станут бесполезны, потому что у вас уже будет просветление, так что в действительности это занятие не более чем развлечение.
— Тогда почему вы держите все эти книги в доме? — спрашивает Рита.
Хороший вопрос. Потому что — так и подмывает меня сказать — каким-то чудом ежедневно в доме возникает дюжина экземпляров каждой новой книги.
— Большая часть книг в доме бесполезна для пробуждения. Не могу вспомнить ни одной, которую я вручил бы ученику и сказал: «Вот то, что тебе нужно». Хуже всех те книги, которые кажутся лучшими, например, сочинения о дзэне или адвайте. Если бы мне пришлось оставить только полезные книги, их было бы всего несколько десятков.
Я ожидаю, что следующий вопрос будет вытекать из моего последнего утверждения, но они меня удивляют. Вместо того, чтобы спросить, какие книги я бы оставил, заговаривает Мэри:
— Тогда почему вы не напишете книгу? — спрашивает она. — Книгу о вас, Сонайе, доме и всех ваших учениках?
Все взрываются аплодисментами и восклицаниями, чтобы выразить свое одобрение этой идее. Когда они успокаиваются, я отвечаю.
— Слишком диковинно, — говорю я. — Никто не поверит, что такое могло случиться в Айове. Черт, да я сам в это едва верю.
Все смеются.
(23) Неслабая подача у этого Ламы
И вот я сваливаю с корабля в Гонконге и пробираюсь аж на Тибет, а там устраиваюсь в гималайский гольф-клуб подносить мячики да клюшки. Ну, знаешь, мальчиком на побегушках, лупером. Короче, я им рассказываю, что я в большом гольфе клюшки носил, и кого ты думаешь они мне дают? Самого Далай-Ламу. Двенадцатый сын Ламы. Его преосвященство, одежды развеваются, лысина... сверкает.
В общем, выходим мы с ним на первую площадку. Даю ему длинную клюшку. Он замахивается и как вдарит — неслабая подача у этого Ламы, — и мячик попадает в расселину глубиной в десять тысяч футов, прямо у основания этого ледника...
Короче, заканчиваем мы с восемнадцатой лункой, и он уже должен дать мне чаевые. А я говорю: «Эй, Лама, эй, как насчет чего-нибудь, знаешь, эдакого, за старания, ну, знаешь». А он отвечает: «Ах да, денег нет, но когда будешь умирать, на смертном одре обретешь полную осознанность».
