Через полчаса они уже были в саду у дома господина Богара на улице Пелтенберга. Учитель усадил их за дубовый стол на козелках, сделанный собственными руками. Его жена Амалия Чонгради без конца сновала из дома в сад и обратно, хлопоча по хозяйству.
На высоком лбу Белы Богара выступила испарина; день был жарким и он изрядно попотел, подрезая саженцы в саду. Учитель рад был приходу мальчишек, к тому же настало время передохнуть. Слушая Миклоша, он достал табакерку с мелко нарезанным самосадом, свернул тонкую сигаретку, а потом подвинул табакерку Имре, который, стараясь показать себя совсем взрослым, свернул самокрутку толщиной в палец и тоже закурил.
— Давно куришь? — спросил Богар.
— С прошлого лета. Как работать стал.
— А что тетя Ирма говорит по этому поводу?
— Ничего. Для нее важно, чтобы я работу выполнял. А курю я или нет, ей все равно.
Учитель кивнул и посмотрел на Миклоша:
— Ты тоже куришь?
— Нет еще, — ответил мальчик. — Я пробовал, но мне не понравилось.
Учитель задумчиво взирал на подростков. Умные, способные ребята. Жаль, что они не смогут учиться дальше. Внезапно у него заболела голова, и он стал массировать пальцами затылок и виски. При этом Богар внимательно слушал Миклоша, думая, что ему ответить. Как ободрить? Сказать: дескать, не отчаивайся, скоро все изменится, и тогда твоему отцу не придется больше отмечаться у Форбата, и работу ему дадут по душе? Но когда и как все изменится? Кто это все изменит? Где люди, готовые пожертвовать спокойной жизнью ради других? И сколько таких людей в стране?! А в области? А в уезде? В уезде их по пальцам можно пересчитать. Зала… Балинт Чухаи. Да, Балинт способен пожертвовать даже своей жизнью. Быть может, и Зала тоже, хотя сейчас он сломлен морально. Это пока еще не совсем полноценный боец. И весь ужас в том, что Бела Богар не имеет права открыться никому из них. А ведь и он, и его жена давно принимают участие в рабочем движении и сами принадлежат к числу тех, кто мечтает изменить порядки в этой стране. Учитель до конца не понимал необходимости в столь строгой конспирации. Ведь насколько результативнее могли бы работать подпольщики, узнав, что он является специальным уполномоченным партии в области. Но даже Балинту Чухаи, руководящему местной партийной организацией, он не имеет права открыться. Богар смотрел на пареньков и размышлял о том, что и их надо будет привлечь к подпольной работе. Хотя сам он этот вопрос решить не вправе.
— Значит, ты хочешь как-то помочь отцу? — спросил учитель.
— Очень.
— Говоришь, ему работы не дают?
— В Бодайке это невозможно. А уехать нельзя: Форбат не позволит. К тому же он болен, хотя и не признается. Но мы-то видим. Его каждый вечер, как в лихорадке, трясет.
— А к врачу он ходил?
— Нет. Он не хочет к врачу обращаться.
«Конечно, — подумал Богар, — посещение врача стоит немалых денег. Откуда Зале их взять? Жена его тоже все время хворает. Надо бы поговорить с доктором Вирагом».
А вслух спросил:
— Сколько ты на кирпичном получаешь?
— Шестнадцать филлеров[8] в час. В неделю я по семьдесят два часа вкалываю — и выходит почти двенадцать пенгё[9]. Но это без вычетов. А на руки получаю десять. Мать столько же приносит, если ежедневно работает. Но она все время болеет.
— Значит, живете вы на двадцать пенгё в неделю?
— Так оно и есть. Бабушка тоже часто прихварывает.
Учитель бросил окурок на землю, затоптал его, провел ладонью по глади стола.
— Непростое это дело, Миклош, — произнес он задумчиво. — Тяжелый случай. Право, не знаю, что тебе и сказать. Мне надо поразмыслить. Все обмозговать. Я тебе потом сообщу. Наберись чуточку терпения, что-нибудь придумаем. — Он улыбнулся Миклошу. — Выше нос! Вот что я тебе скажу. Ты ведь уже не ребенок, а настоящий взрослый человек, рабочий. Мужчина. Значит, за всю семью ответственность несешь, в том числе и за отца. Уделяй ему побольше внимания. Он сейчас очень в этом нуждается. Во всем старайся ему угодить. Не забывай, как с ним обошлись. — Учитель на мгновение умолк, уставившись вдаль. — Однажды, хотя я и сам не знаю, как скоро это будет, наступит время, когда таким ребятам, как вы, не потребуется вкалывать по четырнадцать часов в день, а честным людям, вроде твоего отца, не надо будет каждую неделю отмечаться у Форбата.
