— Ты Олега любишь?
— Нет, — легко ответила она. — Я даже нашего преподавателя геометрии люблю больше.
Этот ответ обезоруживал. «Долго-долго» проживший человек оставался еще ребенком.
Можно было взять Киру за руку и пойти с ней в райком комсомола. Рассказать там все как есть и попросить: «Помогите. Устройте на работу в хороший комсомольский коллектив». Можно было встретиться с ее родителями и обвинить их в содеянном преступлении. Наконец, можно было поговорить с Олегом...
Но мне думалось, не надо водить ее за руку, говорить о ней и решать за нее. Очень важно, чтобы Кира сделала первый свой правильный шаг в жизни сама. Чтобы она захотела его сделать! Ведь пыталась же она сама найти работу...
Я познакомила Киру с моей соседкой по номеру, заслуженной учительницей республики Еленой Анатольевной Веткиной. Умная, мягкая, опытная в педагогической науке, Елена Анатольевна сумела расположить к себе девушку. Отец Киры в эти дни был в отъезде, ей жилось свободнее. Мы часто втроем пили чай, ходили по городу, говорили о любви, дружбе, об одиночестве, о коллективе, о труде, о цели в жизни. И не мы заводили эти разговоры, а сама Кира. Она говорила, слушала и спорила с нами жадно, отчаянно. Тайком от матери прибегала к нам в номер и оглушала каким-нибудь невообразимым, давно уже всеми решенным вопросом.
— Есть счастливые люди, или они только притворяются счастливыми? — спрашивала она с порога и требовала доказать, что счастливые люди есть.
Слушала с недоверием, не соглашалась, отстаивала свое мнение.
— А вот я несчастливая! — вызывающе заявляла она. — И мама моя несчастливая. И отец. И если хотите знать, Олег тоже несчастливый. Может быть, он не знает об этом, а я знаю!
В другой раз она начисто отвергала любовь, потом ставила под сомнение бескорыстие дружбы.
Мы старались познакомить Киру с хорошими, интересными людьми. Елена Анатольевна брала ее с собой на встречи со своими бывшими учениками, из которых один — сталевар, другой — врач, третий — биолог, четвертая — воспитательница в детском саду. Мне удалось провести ее на завод, а потом — на крупную строительную площадку.
Однажды, не застав меня в гостинице, Кира позвонила в райком, отыскала там. Сказала, что проводила на вокзал Елену Анатольевну, а потом очень неуверенно спросила:
— А можно мне за вами зайти? Там, в райкоме, комсомольского билета не спрашивают?
Зашла. Робко оглядела комсомольских работников, села на диван, прислушалась к разговорам.
Рядом, у окна, секретарь наставлял инструктора:
— Ты этого паренька из виду не упускай. Если работа придется не по душе, другую подбери. И с общежитием там устрой. Не забывай: он к нам за помощью пришел.
— Понял, — улыбнулся инструктор. — Общежитие ему уже дали. Комсорг цеха добился.
И, завидев в дверях только что вошедшую девушку, кинулся к ней:
— Аня! По взносам когда отчитываться будешь?
— На днях, — отмахнулась Аня. — У меня все в порядке, не беспокойся. Скажи лучше: ты видел когда-нибудь счастливого-счастливого человека?
Кира удивленно покосилась на девушку.
— Ну, видел, — насторожился инструктор. — А что?
— Еще посмотри. Я сегодня самая счастливая на земле!
— Ты всегда счастливая, — добродушно заметил инструктор.
— А сегодня особенно. Предложение-то наше приняли! Второй участок на автоматическую линию переводить будем!
— Да ну! — радостно всплеснул руками инструктор. — Так чего же ты стоишь? Пойдем, всем расскажешь...
Кира поднялась с дивана, и мы ушли.
Я была почти уверена, что теперь она решится прийти в райком. Быть может, не сегодня, не завтра, не через неделю, но придет обязательно.
Я почувствовала, что больше не нужна Кире. Ей нужны теперь — ей просто необходимы! — ребята из райкома и счастливая девушка с металлургического комбината.
Я уехала. Вскоре получила от Киры одно за другим два ничего не значащих письма. А потом раздался междугородный звонок.
— Я поступаю на работу! — радостно прокричала Кира. — Сейчас иду получать пропуск на завод!
«Ну что ж, — подумала я тогда, — пусть этот заводской пропуск станет для Киры пропуском в большую жизнь».