Понемногу мы привыкли к мысли, что Борис в общежитие не зайдет. Решили, что Валентина стесняется показать ему нашу тесноватую комнату, старые кровати, покрытые жесткими «солдатскими» одеялами. А может быть, стесняется и нас показать. Мы с Зоськой, пожалуй, произвели бы невыгодное впечатление... Недаром Рита говорит про нас, что в обществе себя держать не умеем.
За собой я, правда, не замечала такого, а вот Зоська действительно не умеет.
Ну а меня, Валентина, наверное, решила заодно уберечь от нового увлечения. Вдруг ее Борис мне понравится...
В общем, получалось, что Валентина нам, лучшим своим друзьям, вроде бы не доверяла. Это было обидно. Но главное — счастье подруги. И перед этим теряли значение всякие там наши обиды и мелкие переживания.
С приездом Бориса Валентина заметно отошла от нас. Она часто уходила из общежития сразу после лекций, а возвращалась поздним вечером. Обязательно улыбающаяся и немного задумчивая. Обязательно с букетом цветов.
Если мы спрашивали, где была, отвечала нехотя и коротко:
— В кино... в парке...
С кем, мы не спрашивали. Было ясно, что с ним, с Борисом. И кто подарил цветы — тоже не спрашивали.
Зоська обычно брала эти цветы из рук Валентины, подравнивала стебли, наливала в стеклянную банку воды и ставила свежий букет на тумбочку перед кроватью нашей счастливой подруги. Те цветы, что были принесены накануне, переставляла с Валентининой тумбочки к кому-нибудь из нас. Таким образом на пятый день после приезда Бориса появились цветы и около моей кровати. Правда, они уже начинали увядать, но даже на такие было приятно смотреть. Приятно... и немного грустно. Мне ведь еще никто никогда не дарил цветов. А цветы — это... очень красиво.
Серые суконные одеяла уже не так безобразили нашу комнату. Каждый, кто входил, прежде всего замечал цветы.
Чтобы выглядели они еще наряднее, Зоська купила в универмаге красивую фарфоровую вазу. Купила, не спросив нас, хотя деньги взяла из общей кассы. Объяснила потом свой поступок довольно просто:
— Скажи вам — так не позволили бы. Рита скупая. Валентине неловко соглашаться. А с Тоськой все равно никто не считается...
Рита недовольно закусила губу, но ругать Зоську не стала. Я рассмотрела вазу, и мне она понравилась. Валентины дома не было. Мы, конечно, определили эту вазу под цветы на ее тумбочку. И договорились: если Валентина будет уезжать из общежития, подарить ей вазу насовсем.
В воскресенье я увидела на тумбочке у Валентины дорогие духи. У меня таких, конечно, никогда не было. Да и не только у меня... Обычно мы покупали в день получения стипендии на всех четырех один флакон цветочного одеколона. Да и душились-то им только Валентина и Рита. Мы с Зоськой забывали.
Я поняла: дорогие духи на тумбочке у Валентины. — подарок Бориса.
...Сколько себя помню, я всегда презирала подарки и подношения. Мне казалось, делают их, чтобы подкупить, задобрить человека, расположить к себе. В моем представлении подарки походили на взятки. И только к маминым подаркам я относилась свято. Радовалась им, принимала с огромной благодарностью, ждала их. Потому что считала: только мама может быть бескорыстной. Впрочем, кроме мамы мне в детстве никто ничего не дарил. Может быть, потому, что, кроме мамы, у меня никого не было.
Рита часто говорит, что у меня «нездоровые убеждения». И удивляется: откуда они? Убеждение относительно подарков, наверное, тоже «нездоровое». Но что поделать... Я и сейчас не люблю их. И еще не люблю людей, которые дешевую вещь, подаренную из приличия в день рождения, ценят дороже сердечного поздравления и неподдельно искренних пожеланий.
Помню, еще в детстве я на этой почве поссорилась со своей лучшей подругой Иринкой. Весь февраль мы тайком копили деньги, чтобы купить к Восьмому марта подарки мамам. Экономили на завтраках в школе, не ходили в кино. Утром накануне торжественного дня вместе отправились в магазин. И тут оказалось, что на накопленные деньги не купить того, что я хотела бы подарить маме.
Подружка выбрала чайную чашку с розовыми цветочками и позолотой по краям и такое же блюдце. А я все стояла возле витрины ювелирных изделий и рассматривала невиданной красоты ожерелье. Прежде я считала, что такие драгоценности носят только сказочные царевны... Иринка с трудом оттащила меня от витрины, и мы попали в отдел тканей. Тут мне понравился голубой шелк в крупных белых горошинах. Я представила себе маму в нарядном платье из этого материала. И мне очень захотелось, чтобы оно у нее было.
