Во время работы над этой книгой я часто думал о своей крёстной. Дебора Джиллингем умерла в 2009 г., но я очень сильно её любил и провёл с ней всё детство, поэтому мои воспоминания о ней ничуть не поблёкли. Может показаться, что эгоистично заканчивать словами об этом книгу, посвящённую событиям нескольких тысячелетий, но рассказанная в ней история – история о том, как христианство изменило мир, – никогда не произошла бы, если бы не такие люди, как моя тётя Деб. Она была глубоко верующей англиканкой и к обязанностям крёстной матери относилась крайне серьёзно. В день моего крещения она поклялась, что вырастит меня в христианской вере и жизни, и сделала всё возможное, чтобы исполнить эту клятву. Она не давала мне забыть, что Пасха – это нечто гораздо большее, чем кролики и шоколадные яйца, которыми она каждый год щедро меня одаривала. Она купила мне мою первую детскую Библию, в которой меня привлекли яркие иллюстрации, изображавшие фараонов и центурионов. Она знала меня достаточно хорошо, чтобы понять, что такие картинки – лучший способ меня увлечь. Но важнее всего было то, что своей неизменной добротой она демонстрировала мне, в чём заключается для искренних христиан повседневное исповедание веры. В те годы, конечно, я не рассуждал о ней в таких терминах. Она была просто моей тётей Деб. Но с годами, всё больше и больше узнавая о грандиозной истории христианства, о Крестовых походах, об инквизиции, о религиозных войнах, о римских папах с жирными пальцами, украшенными драгоценными кольцами, и о пуританах с суровыми и хмурыми лицами, обо всех потрясениях, которые принесло в мир христианство, я всё чаще думал о том, что и она – часть этой истории. А следовательно, и я – её часть.
Работая над этой книгой, я старался писать настолько объективно, насколько это возможно. Но когда речь идёт о такой теме, как христианство, быть объективным – не значит быть нейтральным. Конечно, я претендую на то, чтобы дать справедливую оценку как достижениям, так и преступлениям христианской цивилизации, но, поставив себе такую цель, я не вышел за пределы христианской морали, а – как непременно заметил бы Ницше – признал, что я сам придерживаюсь её. В его знаменитой притче под людьми, продолжающими поклоняться тени Бога, имеются в виду не только прихожане церквей. В их число входят все, кто находится под влиянием христианской морали, – даже те, кто с гордостью причисляют себя к убийцам Бога. Рассуждая о влиянии христианства на мир, приходится говорить о создании и падении империй, о епископах и королях, о богословских спорах, о революциях и о воздвижении крестов по всему свету. Особенно много приходится говорить о деяниях мужчин. Но это, разумеется, только часть великой истории. Я немало писал о церквях, о монастырях, об университетах; но вовсе не в них формировалась большая часть христиан. Революционное учение, две тысячи лет воспринимавшееся как нечто само собой разумеющееся – до такой степени, что некоторые путали его с человеческой природой, – дети чаще всего впитывали у себя дома, в кругу семьи. Христианская революция творилась прежде всего на коленях у женщин.
А значит, успех самого влиятельного мировоззрения во все времена зависел от таких людей, как моя крёстная: от людей, для которых смена поколений была чем-то большим, нежели естественный ход вещей. Своих детей у неё не было, но она работала учителем и стала директором образцовой школы, заслужив официальные почести. Всю свою жизнь она руководствовалась чувством долга перед теми, кто её переживёт. Как христианка, она, конечно, верила и в нечто большее. Для римлян слово saeculum обозначало время на памяти ныне живущих – краткий, мимолётный временной промежуток. Правнук или правнучка может, пожалуй, застать своих прадеда или прабабушку, но в конце концов прах неминуемо в прах возвратится [1041]. В отсутствие небесного измерения все вещи преходящи. Моя крёстная знала это, но она не верила, что все вещи преходящи. Она жила надеждой на вечную жизнь. Веру в это ей передала её мать, а её матери – родители её матери, а родителям её матери – их родители. Она передавалась из поколения в поколение, из века в век, из тысячелетия в тысячелетие. Лишь иудеи могут похвастаться чем-то подобным: живой непрерывной традицией, уходящей корнями во времена давно исчезнувшей римской цивилизации. И эту традицию моя крёстная передала мне.
