– Папа! – Варя испуганно стряхнула с плеча Владову руку, торопливо встала с дивана.
– Кто это? – Мужчина ткнул во Влада заскорузлым пальцем.
– Я друг вашей дочери, добрый вечер. – Влад встал вслед за Варей, протянул мужику руку.
– Друг? – Тот не обратил внимания ни на него, ни на его протянутую ладонь, он не сводил горящих недобрым огнем глаз с дочери. – Я же тебя просил. Я же тебя предупреждал. Мы же с тобой тысячу раз все обсудили. – Его голос упал до шепота. – Доча, ты же мне обещала. Ты же именем матери клялась!
– Папочка, это не то, что ты думаешь, – всхлипнула Варя.
– Мне не надо думать, я все вижу, – мужик вперил во Влада ненавидящий взгляд и процедил сквозь зубы: – Я ей уже говорил, а сейчас повторяю тебе: если ты еще раз приблизишься к моей дочери, я тебя придушу вот этими самыми руками. – Он посмотрел на свои ладони так, словно видел их впервые.
– Папочка, не надо! – Варя повисла у отца на шее. – Он сейчас уйдет, – она бросила умоляющий взгляд на Влада.
Никуда он не уйдет! Он не оставит свою девушку наедине с этим свихнувшимся алкашом.
– Влад, уходи!
– Нет. Наверное, твой отец что то неправильно понимает. Мы не делаем ничего плохого.
– Пошел вон! – рявкнул мужик и оттолкнул от себя плачущую Варю. – По хорошему тебе говорю.
Влад сжал кулаки. Если дело дойдет до драки, у него, пожалуй, есть шанс победить.
– Влад, я прошу тебя! – Варя нервно теребила ворот футболки. Он знал этот жест и знал, что за ним может последовать приступ. – Это мой папа, со мной все будет хорошо. Уходи!
И он послушался. Ушел, а потом очень долго не мог себе этого простить…
На следующий день Варя не пришла в школу. Влад едва дождался конца первого урока. На его стук очень долго не открывали. Он уже потерял надежду, когда из за двери послышался Варин голос:
– Влад, уходи.
– Тебя не было на занятиях. – Он прижался щекой к двери. – Варя, с тобой все в порядке? Открой мне!
– Все хорошо. Просто, кажется, я заболела. Наверное, грипп. Уходи, я не хочу тебя заразить.
Грипп… в конце мая.
– Ты уверена, что все хорошо?
– Да, абсолютно. Просто очень высокая температура. Сейчас выпью аспирин и лягу в постель.
– А если я зайду вечером?
– Не надо. Ты иди, я лучше сама к тебе приду, когда поправлюсь.
– Ладно, Варя, выздоравливай.
Черта с два он уйдет! Влад отошел от двери, обошел дом в поисках открытого окна. Грипп… так он и поверил.
Она лежала на кровати лицом к стене.
– Варя… – Влад осторожно погладил выпирающие из под пижамы лопатки.
– Уходи, – она сжалась, подтянула коленки чуть ли не к подбородку. – Пожалуйста, уйди.
Как он мог уйти, когда уже знал, что увидит, чувствовал?..
Варя закричала от боли, когда он попытался ее перевернуть. Тонкие руки метнулись к разбитому в кровь лицу в беспомощной попытке прикрыть заплывший глаз и зацветающий на скуле синяк. Руки тоже были в кровоподтеках, уродливых и страшных. А на выглядывающем из под задравшейся пижамы животе не было живого места.
– Это он? – Голос сел, и от подступившего бешенства окружающий мир начал расплываться и терять четкость.
– Он не хотел. – Варя попыталась сесть, схватилась за бок. По лицу, совсем не похожему на лицо, покатились крупные слезы. – Он меня любит.
– Любит… – Мир обрел прежние границы. – Варя, это я тебя люблю, а он тебя калечит!
– Он думает, что спасает меня.
– Как?! Избивая до полусмерти?!
– Влад, ты не понимаешь. – Помогая себе одной рукой, а вторую прижимая к ребрам, она все таки села.
Влад опустился рядом, хотел обнять ее за плечи, но испугался, что причинит еще большую боль, и убрал руку.
– Варя, тебе надо в больницу. У тебя могут быть переломы.
– Нет! Позволь, я тебе объясню!
– Я вызываю «Скорую».
– Влад! – Она вцепилась в его запястье с неожиданной силой. – Дай мне сказать!
– Хорошо, ты скажешь все, что захочешь, а потом мы поедем в больницу.
Она больше не прятала лицо в ладонях, смотрела прямо в глаза Владу, точно боялась, что он передумает и не позволит ей объяснить. Она выглядела одновременно жалко и решительно, до боли жалко и до боли решительно.
– Моя мама умерла, когда мне исполнился год. – Из уголка разбитой губы потекла струйка крови, Влад зажмурился. – И мама моей мамы, и моя прабабушка – все женщины моего рода умирали после рождения первенцев.
