– Вы ему поможете?
– Мой ответ вам уже известен, доктор Ватсон, я его дал вам при нашей последней встрече. Я ничего не смогу сделать.
– Вы позволите, чтобы его повесили за убийство?
– До этого не дойдет. Не может дойти. Я уже провожу закулисную работу и, хотя и сталкиваюсь с попытками помешать и напустить тумана – а их на диво много, – могу сказать, что до этого не дойдет. Он слишком хорошо известен среди публики, у которой есть вес в обществе.
– Его держат в Холлоуэе.
– Знаю, за ним там хорошо присматривают – по крайней мере, насколько это возможно в таком мрачном месте.
– Что можете сказать об инспекторе Гарримане?
– Хороший сотрудник полиции, человек честный, в послужном списке ни пятнышка.
– А другие свидетели?
Майкрофт прикрыл глаза, приподнял голову, словно дегустировал хорошее вино. Так он взял паузу на размышление.
– Я знаю, доктор Ватсон, на что вы намекаете, – сказал он наконец. – И можете поверить, несмотря на безрассудное поведение Шерлока, его благополучие мне дорого, и я пытаюсь разобраться в том, что произошло. Я уже израсходовал немало собственных средств, чтобы понять, кто такие доктор Томас Экленд и лорд Хорас Блэкуотер, и должен с сожалением сказать, что, насколько я понимаю, тот и другой абсолютно безукоризненны, оба из хороших семей, оба холосты, оба богаты. Клубными интересами они не связаны. Они не учились в одной школе. Почти всю жизнь жили на удалении не менее ста миль друг от друга. Кроме того, что оба случайно оказались в один и тот же вечер в Лаймхаусе, их не связывает ничего.
– Если не считать «Дома шелка».
– Именно.
– А что это такое, вы мне не скажете.
– Не скажу, потому что не знаю. Именно по этой причине я предупредил Шерлока держаться от этой истории подальше. Если есть нечто, братство или общество, внутри правительства, и от меня это скрывают, и тайна столь велика, что при одном ее упоминании меня немедленно вызвали в Уайтхолл, мои инстинкты говорят мне: надо отвернуться и посмотреть в другую сторону, но уж никак не печатать дурацкое объявление в национальных газетах! Я сказал брату все, что мог сказать… наверное, даже больше, чем имел право.
– Что же будет? Вы позволите, чтобы его отдали под суд?
– Что я позволю или чего я не позволю, к делу отношения не имеет. Боюсь, уровень моего влияния вы переоцениваете. – Из кармана жилетки Майкрофт извлек коробочку из черепашьего панциря и достал из нее понюшку табаку. – Я могу выступить в его защиту, не более и не менее. Могу выступить его представителем. Могу и свидетелем. – Видимо, на лице моем отразилось разочарование, потому что Майкрофт отложил табак в сторону, поднялся и подошел ко мне. – Не переживайте, доктор Ватсон, – посоветовал он. – Мой брат – человек необычайных возможностей, и даже в этот мрачный час он может здорово вас удивить.
– Вы съездите к нему? – спросил я.
– Думаю, что нет. Такой визит приведет его в смущение, да и мне будет неловко, а польза будет нулевая. А вот вы ему скажите, что были у меня и я делаю все, что в моих силах.
– Мне не разрешают с ним встретиться.
– Обратитесь с повторным прошением завтра. В конце концов они просто должны вас к нему допустить. У них нет причин вам отказывать. – Он проводил меня до двери. – Моему брату повезло, что у него есть такой стойкий союзник, равно как и замечательный биограф, – заметил он.
– Надеюсь, я еще не поставил точку в его приключенческой саге.
– До свидания, доктор Ватсон. Мне не хотелось бы вести себя с вами невежливо, поэтому буду весьма признателен, если вы меня больше не побеспокоите – за исключением, разумеется, чрезвычайных обстоятельств. Всего вам наилучшего.
Я возвращался на Бейкер-стрит с тяжелым сердцем: Майкрофт проявил еще меньше желания помочь, чем я от него ожидал. Какие же обстоятельства он готов считать чрезвычайными, если не нынешние? По крайней мере, он обещал похлопотать, чтобы меня допустили к Холмсу, так что мой визит хоть в чем-то оказался полезным. У меня болела голова, боль пульсировала в локте и плече – силы были на исходе. Но оказалось, что день еще не закончен. Я вышел из кеба и направился к хорошо знакомой двери – и вдруг дорогу мне перегородил крепко сбитый невысокий брюнет в черном пальто, он буквально навис надо мной с тротуара.
