– Доктор Ватсон, честное слово, я был о вас лучшего мнения. Мой хозяин предпринял серьезные меры для того, чтобы его адрес остался вам неизвестен. Он человек, склонный к уединению. Так что прошу вас, держите руки при себе, а окно пусть остается закрытым.
– Нам еще долго ехать?
– Ровно столько, сколько понадобится.
– А имя у вас есть?
– Есть, сэр. Но, боюсь, разглашать его я не уполномочен.
– Что вы можете мне сказать о вашем работодателе?
– Я могу говорить о нем без умолку, сэр, хоть всю дорогу до Северного полюса. Это замечательный человек. Но ему не понравится, если я познакомлю вас с его биографией. В общем, меньше знаешь – крепче спишь.
Поездка превратилась для меня в настоящее мучение. Я видел, что мы в пути уже два часа, но не имел никакого представления о том, в какую сторону мы едем и далеко ли мы от Лондона, – мне вдруг пришло в голову, что, вполне возможно, мы нарезаем круги и пункт назначения совсем недалеко. Раз или два экипаж менял направление – меня немного покачивало в сторону. В основном колеса катились по гладкому покрытию, но иногда нас слегка подбрасывало, – видимо, мы съезжали на мощеную дорогу. В какую-то минуту над нами промчался паровоз. Надо полагать, мы находились под мостом. В остальном меня окутывала мгла, она была повсюду, и в конце концов я задремал. Проснулся я оттого, что мы внезапно остановились, а мой спутник навис надо мной, открывая дверцу экипажа.
– Мы идем прямо в дом, доктор Ватсон, – сказал он. – Таковы мои инструкции. Прошу вас, не мешкайте снаружи. Ночь холодная и отвратительная. Так что, если не пойдете прямо в дом, это для вас чистая смерть.
Я мельком глянул на массивный недружелюбный дом – фасад задрапирован плющом, сад зарос сорняками. Возможно, это Хэмпстед или Гэмпшир. Территория обнесена высокими стенами, ворота из кованого железа уже успели за нами закрыться. Само здание напомнило мне аббатство – зубчатые окна, горгульи, над крышей торчит башня. Все окна верхнего этажа утопали во мраке, в нижних комнатах кое-где горел свет. Дверь под портиком была распахнута, но никто не спешил оказать мне радушный прием, хотя едва ли слово «радушие» было применимо к такому месту даже в солнечный летний день. Подталкиваемый моим попутчиком, я быстро вошел в дом. Он хлопнул дверью за моей спиной – и звук эхом покатился по мрачным коридорам.
– Сюда, сэр.
Он взял лампу, и я пошел за ним по проходу, мимо окон с витражами, стен из дубовых панелей, картин, до того темных и выцветших, что без рам я вообще мог бы их не заметить. Мы подошли к двери.
– Вам сюда. Я скажу ему, что вы приехали. Он скоро появится. Ничего не трогайте. Никуда не ходите. Проявите сдержанность!
Дав это странное указание, он ушел тем же путем, каким пришел.
Я оказался в библиотеке. В очаге из камня тлели дрова, на каминной полке горели свечи. Центр комнаты занимали круглый стол и кресла из темного дерева, горело еще несколько свечей. Два окна были плотно зашторены, на голом деревянном полу лежал толстый ковер. В библиотеке, наверное, было несколько сотен книг. Полки тянулись от пола до потолка – немалое расстояние, – перед ними стояла лестница на колесах, чтобы перевозить ее вдоль книжных стеллажей. Владелец этого дома – кем бы он ни был – наверняка неплохо ориентировался во французском, итальянском и немецком, потому что все три языка были широко представлены в библиотеке – естественно, наряду с английским. Его интересы охватывали физику, ботанику, философию, геологию, историю и математику. Беллетристики, насколько я понял, не было. Подбор книг, скажу честно, напомнил мне о Шерлоке Холмсе, ибо довольно точно отражал его пристрастия. Архитектура комнаты, форма камина, богато украшенный потолок – все это говорило о том, что дом построен в эпоху короля Якова Первого. Выполняя данные мне указания, я сел в одно из кресел и протянул руки к огню. Я был рад, что есть возможность согреться, – несмотря на одеяло, я продрог до крайности.
Напротив двери, в которую я вошел, была еще одна; она внезапно открылась, и на пороге возник человек, до того высокий и худой, что словно не вписывался в проем, – кажется, чтобы войти, ему пришлось пригнуться. На нем были темные брюки, турецкие тапочки и бархатная домашняя куртка. Он почти полностью облысел, лоб высокий, глаза глубоко посаженные и запавшие. Движения плавные, руки, похожие на палки, скрещены на груди и вцепились друг в друга, словно он хотел не дать себе развалиться. Я заметил, что за библиотекой находится химическая лаборатория – именно там он чем-то занимался, пока я его ждал. За его спиной просматривался длинный стол, заваленный какими-то трубками, ретортами, бутылочками, баллонами для кислот, шипело несколько горелок Бунзена. От самого хозяина сильно пахло химикатами, но, хотя мне было интересно, что за эксперименты он там ставит, я решил, что лучше не спрашивать.
