– Доктор Ватсон? – спросил он.
– Да?
Я хотел быстрее попасть домой, но крепыш занял все пространство передо мной.
– Я попросил бы вас, доктор, проехать со мной.
– По какому делу?
– По делу, которое имеет отношение к вашему другу, господину Шерлоку Холмсу. Никаких других дел и быть не может.
Я присмотрелся к нему повнимательнее, и увиденное совершенно меня не вдохновило. С первого взгляда я бы принял его за лавочника, может быть, за моряка или даже гробовщика – было в его лице что-то нарочито скорбное. Тяжелые брови, свисавшие с верхней губы усы. Черные перчатки и шляпа-котелок. По тому, как он стоял, покачиваясь на носках, я так и ждал – вот сейчас он выхватит из кармана рулетку и начнет меня обмерять. Только с какой целью? Сшить мне новый костюм или сколотить гроб?
– Что вам известно о Холмсе? – спросил я. – Что у вас за сведения, которыми вы не можете поделиться со мной здесь?
– Лично у меня, доктор Ватсон, нет вообще никаких сведений. Я лишь выполняю поручение человека, у которого эти сведения есть, я его покорный слуга, и он послал меня сюда передать вам: он просит вас приехать.
– Куда приехать? Кто он?
– К сожалению, отвечать на эти вопросы я не уполномочен.
– Тогда, боюсь, вы попусту тратите время. Сегодня у меня нет желания снова куда-то ехать.
– Вы не поняли, сэр. Джентльмен, на которого я работаю, не приглашает вас приехать. Он требует, чтобы вы приехали. Мне неприятно вам об этом говорить, но он не привык, чтобы ему отказывали. Я бы сказал, что ваш отказ будет ужасной ошибкой. Взгляните вниз, сэр. Видите? Не пугайтесь. Уверяю, вам ничто не угрожает. Прошу вас проследовать за мной…
Я в изумлении отпрянул: глянув вниз, как он сказал, я увидел в его руке револьвер, направленный мне в живот. Достал ли он его во время нашего разговора, держал ли с самого начала – сказать не берусь, но он словно провернул малоприятный трюк, и оружие появилось почти из воздуха. Видно было, что к револьверу ему не привыкать. Если револьвер впервые попадает к тебе в руки, ты держишь его совсем не так, как держит бывалый стрелок. К какой категории относился человек, взявший меня на мушку, было ясно с одного взгляда.
– Вы же не будете стрелять в меня посреди улицы, – сказал я.
– Наоборот, доктор Ватсон, именно это мне и велено сделать, если вы станете упираться. Но давайте будем откровенны друг с другом: охоты убивать вас у меня не больше, чем у вас – охоты умирать. Возможно, вам будет легче, если я скажу – и готов в этом поклясться, – что мы не собираемся причинять вам вред, хотя в данную минуту вам может казаться иначе. Но через некоторое время вам все объяснят, и вы поймете, зачем нужны такие меры предосторожности.
У него была необычайная манера выражаться: подобострастная, но чрезвычайно угрожающая. Он показал револьвером на черный экипаж, запряженный двумя лошадьми, которых придерживал кучер. Это была карета с окнами из матового стекла, и я подумал, что человек, который хочет со мной встретиться, может сидеть внутри. Я подошел и открыл дверцу. Внутри никого не было, убранство салона было богатым.
– Нам далеко ехать? – поинтересовался я. – Домовладелица ждет меня к ужину.
– Там, куда мы едем, вас накормят лучше. Чем быстрее вы сядете, тем быстрее мы отправимся в путь.
Неужели он застрелил бы меня перед входом в собственное жилище? Склонен думать, что да. Было в нем нечто неумолимое. Садясь в экипаж, я тем не менее понимал: возможно, сейчас меня увезут – и больше никто никогда меня не увидит. Что, если этого человека прислали те же люди, которые убили Росса и его сестру, которые так ловко вывели из игры Холмса? Я заметил, что стенки экипажа были обиты шелком – не белым, а жемчужно-серым. Но тут же вспомнил услышанное: у хозяина есть кое-какие сведения. Как ни посмотри, получалось, что выбора у меня нет. Я забрался в карету. Мой спутник влез следом и закрыл дверь, и тут я понял, что в одном отношении свалял дурака. Мне-то казалось, что матовое стекло нужно для того, чтобы никто не мог заглянуть в экипаж снаружи. А оказалось наоборот – я ничего не вижу изнутри.
Мой сопровождающий сел напротив, кучер тут же прошелся по спинам лошадей кнутом, и мы тронулись. Я видел только преходящее мерцание газовых фонарей, но и оно исчезло, как только мы выехали за городскую черту в северном, как мне показалось, направлении. На сиденье для меня лежало одеяло, и я укрыл им колени – декабрьскими вечерами всегда холодно. Мой спутник молчал и, кажется, даже заснул, голова склонилась вперед, а револьвер вроде бы безнадзорно лежал на коленях. Но когда примерно через час я попытался открыть окно – вдруг по местности догадаюсь, где мы находимся, – он встрепенулся и покачал головой, будто журил непослушного ребенка.
