– Вовсе нет, инспектор Джонс. Мне нужно кое-что уточнить, но в целом дело представляется ясным. Загляните ко мне завтра с утра на Бейкер-стрит? Десять часов вас устроит?
– Обязательно буду.
– Тогда на время расстанемся. Ватсон, прогуляемся до станции? Тут такой свежий воздух. Всех благ, инспектор Джонс. Случай действительно необычный, спасибо, что привлекли к нему мое внимание.
Больше Холмс ничего не сказал, и Джонс вернулся к ожидавшей его коляске, совершенно сбитый с толку. Сам я тоже чувствовал себя достаточно глупо, но прекрасно знал: задавать вопросы раньше времени не надо. Значит, придется дать своим пациентам передышку третий день подряд – разве можно пропустить разгадку такой изящной головоломки, какую представляли собой три монархини?
Наутро ровно в десять часов я вернулся на Бейкер-стрит и столкнулся в дверях с инспектором Джонсом. Мы вместе поднялись по ступеням, и нас в своем халате встретил Холмс, как раз доевший завтрак.
– Итак, инспектор Джонс, – начал он, завидев нас, – нам известно имя покойного. Это Майкл Сноуден. Три дня назад он был освобожден из Пентонвильской тюрьмы.
– За что он сидел?
– Шантаж, избиение, грабеж… боюсь, что жизнь мистера Сноудена была столь же беспутной, сколь и короткой. По крайней мере, до убийства он не дошел. И на том спасибо.
– Но зачем такого человека принесло в Хэмуорт-Хилл?
– Он пришел забрать то, что принадлежало ему на законных основаниях.
– Три фарфоровые фигурки?
Холмс улыбнулся, раскурил трубку, выбросил спичку в корзину для мусора.
– Он пришел, чтобы потребовать дом, который ему оставила его тетушка миссис Бриггс.
– Вы хотите сказать, что это был ее племянник? Но, мистер Холмс, откуда вы это можете знать? – воскликнул инспектор.
– Мне не нужно этого знать, инспектор Джонс. Есть дедукция. Когда все улики указывают в одном направлении, можно с уверенностью сказать: истина здесь. Майкл Сноуден никогда не был солдатом, соответственно, он не погиб в Афганистане. Это стало мне ясно из того, что нам рассказала миссис Вебстер. А сказала она следующее: Матильда Бриггс была настолько опечалена смертью племянника, что даже не держала в доме его фотографию. Но я ни на секунду в это не поверил. Если бы он погиб на службе в армии, если бы он отдал жизнь за свою страну, она бы поступила ровно наоборот. Она бы гордилась его памятью, хранила бы ее. А вот если у женщины, которая ходит в церковь, состоит в обществе воздержания, племянник негодяй и преступник…
– Она сделает вид, что он погиб в бою! – воскликнул я.
– Как солдат, где-то далеко. Именно, Ватсон! Но держать его фото поблизости она не будет.
– Но ведь она отписала дом Абернетти, – не сдавался Джонс.
– Это они так говорят. Опять-таки, миссис Вебстер – замечательный, кстати говоря, свидетель, с удивительным чутьем на детали, – сказала одну занятную вещь. Абернетти обсуждали завещание со своей хозяйкой миссис Бриггс. Не наоборот! Я сразу понял, что могло произойти. Пожилая больная женщина, совершенно одна, в полной зависимости от коварного слуги и его жены, которая к тому же является ее сиделкой, – и эта парочка уговаривает ее переписать завещание в свою пользу! Им нужен дом, и они его забирают, а племянник остается с носом.
Но у этой дамы есть совесть. В последнюю минуту она меняет решение и пишет племяннику письмо, рассказывает ему, что случилось, и выражает желание, чтобы наследником все-таки стал он. Кстати, я разговаривал с начальником тюрьмы, и он подтвердил: несколько месяцев назад Сноуден действительно получил письмо. Как гласит пословица, кровь не вода, родственные чувства возобладали, и тетушка поверила, что даже сейчас племянник еще способен встать на праведный путь. Но что может предпринять Майкл Сноуден? Он все еще в тюрьме, отбывает длительный срок. Но как только его освободили, он приходит в дом тети и предстает перед двумя вымогателями.
– И они его убивают!
Мне вдруг открылась вся картина.
– Уверен, они пытались с ним как-то договориться. Налили ему стакан хереса, но, когда он начал буянить и наверняка стал им угрожать, мистер Абернетти достал револьвер и застрелил его. Сноуден уронил стакан с хересом и забрызгал жидкостью рубашку, хотя пятно почти целиком поглотила его собственная кровь.
