– …светловолосый мальчишка и человек в брогаме…
– Возможно.
– Я просто трачу время впустую, – в сердцах сказал я. Одежда моя отсырела и облепила кожу. Вино казалось безвкусным и не желало согревать. – Я притащился сюда из Америки за Кларенсом Деверо и нашел его, но вы не велите мне его трогать. Эдгар Мортлейк ускользает прямо у меня из-под носа. Скотчи Лавелль, Джон Клей, Лиланд Мортлейк… Все отправились на тот свет. А мой молодой агент, Джонатан Пилгрим… Я послал его сюда, и это стоило ему жизни. Тень Мориарти встречает нас за каждым поворотом, и скажу вам откровенно, Джонс, – с меня хватит. Да, без вас я не сделал бы здесь и шагу, но даже с вашей помощью я проиграл. Мне надо вернуться домой, подать заявление об увольнении и искать другое занятие.
– Даже слышать не желаю, – отмахнулся Джонс. – Вы говорите, что мы топчемся на месте, – не согласен. Мы нашли Деверо, знаем, кто он на самом деле. При этом его ряды поредели, а его последний замысел – ограбление на Чансери-лейн – реализовать не удалось. Теперь он не сбежит. Наши люди возьмут под наблюдение все порты…
– Не исключено, что через два дня у вас не будет полномочий.
– За два дня многое может произойти. – Джонс положил руку мне на плечо. – Не падайте духом. Не спорю, картина мрачная. Но общий контур уже вырисовывается. Деверо загнан в угол, хотя все равно очень опасен. Он должен нанести удар. Возможно, тут он и ошибется, и мы сумеем его схватить. Я знаю, долго ждать не придется.
– Вы так думаете?
– Уверен.
Этелни Джонс оказался прав. Наш враг нанес удар – какого мы никак не предполагали.
Едва завидев Этелни Джонса на следующий день, я сразу понял: произошло нечто неожиданное и ужасное. Все его черты, отражавшие долгую историю его болезни, еще больше обострились, он еще больше осунулся и был так бледен, что мне пришлось подвести его к стулу, – я боялся, что он просто упадет. Я не стал у него ничего выспрашивать, а заказал горячий чай с лимоном и просто сидел рядом с ним в ожидании чая. Сначала я подумал, что его разговор с комиссаром уже состоялся и его уволили из лондонской полиции, но, вспомнив наш разговор на Чилтерн-стрит, я понял: это событие не могло на него повлиять так сильно, и, значит, произошло нечто худшее.
Его первые слова подтвердили верность моих опасений.
– Они забрали Беатрис.
– Что?
– Мою дочь. Взяли ее заложницей.
– Откуда вы знаете? Как такое может быть?
– Жена прислала телеграмму. Ее доставил посыльный – нашу телеграфную приведут в порядок не раньше чем через месяц. Мне принесли ее прямо в кабинет, сегодня утром; жена требовала, чтобы я срочно вернулся домой. Конечно, я так и поступил. Дома я застал Элспет в жутком состоянии, она даже не могла внятно объяснить, что случилось, и мне пришлось дать ей нюхательную соль, чтобы привести в чувство.
Бедняжка! Какие мысли терзали ее голову, пока она ждала моего возвращения, – совсем одна, и некому ее утешить?
Беатрис исчезла сегодня утром. Она вышла с няней мисс Джексон – это добрая и порядочная женщина, с нами уже пять лет. Они всегда ходят погулять на Стролл-Филдс, недалеко от нашего дома. Сегодня внимание мисс Джексон ненадолго отвлекла пожилая женщина – спросила дорогу. Я поговорил с няней и не сомневаюсь: пожилая дама, чье лицо было скрыто вуалью, участница сговора, отвлекающий маневр. Когда мисс Джексон обернулась, Беатрис уже исчезла.
– Может быть, она просто куда-то ушла?
– Это на нее не похоже, хотя няня пыталась себя убедить, что так и произошло. Человеку свойственно тешить себя надеждой, даже когда надеяться не на что. Она обыскала весь парк и окрестности и только потом обратилась за помощью. Нашу дочь никто не видел. Ее словно языком слизнули, и мисс Джексон, не желая больше терять времени, не на шутку встревожившись, побежала к нам домой. Элспет ее ждала. Никаких объяснений не требовалось: под дверь уже подсунули записку. Вот она.
Джонс развернул листок и передал мне. Несколько слов, написанных заглавными буквами и от этого еще более грозных, разили наповал.
ВАША ДОЧ У НАС. БУДЬТЕ ДОМА. НИКОМУ НИ СЛОВА. МЫ С ВАМИ СВЯЖЕМСЯ.
