– Вы снова были на Чансери-лейн? – спросил я.
– Сайлас Беккет и компания могут подождать. По моим расчетам они растворятся в ночи не раньше чем через неделю.
– Откуда вы знаете, если больше там не были?
– Я знал это до того, как мы оттуда ушли, мой дорогой Чейз. Вы заметили, где именно стоял шарманщик? Так вот, он стоял ровно в восьми шагах от входа в парикмахерскую.
– Боюсь, я не вполне вас понимаю.
– Похоже, нам предстоит славно поработать вместе! Вы прощаетесь с агентством Пинкертона, я ухожу из Скотленд-Ярда. Жизнь в Лондоне придется вам по вкусу. Да-да, я вполне серьезно! Лондону нужен новый детектив-консультант. Можем даже поселиться на Бейкер-стрит! Что скажете?
– Я в замешательстве.
– Ладно, у нас есть дела более срочного порядка. Прежде всего, наш юный друг Перри. Теперь нам известно, что он вошел в здание Скотленд-Ярда без двадцати три и сказал, что у него для меня посылка – большая коробка в оберточной бумаге. Его направили в мой кабинет на третьем этаже.
– Почему он не отнес посылку туда?
– Не имел возможности. Я сидел за своим столом и, естественно, узнал бы его. И он положил посылку как можно ближе ко мне, насколько мог – по ту сторону стены, в телеграфной. Посыльные туда заходят, и на него никто не обратил внимания.
– Но вы ушли.
– Ушел встретить вас, как договаривались. Перри опередил меня на минуту-другую. Мы вполне могли с ним столкнуться! Вы же видели, как он садился в экипаж. О его спутнике что-то можете сказать?
– Мужчина лет сорока. Хорошо одет. Во все черное.
– Наши противники, Чейз, совершили первую серьезную ошибку. Предпочти они для своей авантюры двуколку, найти их было бы почти невозможно. Двуколок на улицах Лондона пруд пруди, с лицензией и без, и кучер мог бы и не объявиться. А вот четырехколесный брогам попадается куда реже, и кучер уже в наших руках.
– Как вы его нашли?
– Мы наводнили улицы нашими людьми – в поисках участвовали почти сто человек. Неужели вы думаете, что вчерашнюю наглость мы могли оставить безнаказанной? Мы обошли все гостиницы и переулки, все каретные ряды и конюшни. Люди работали всю ночь и наконец отыскали человека, который вспомнил, что вез пассажира к Уайтхоллу, а когда прогремел взрыв, они подобрали еще одного пассажира.
– Мальчишку!
– Я с кучером еще не разговаривал. Но если он скажет, где подобрал второго пассажира или откуда ехал первый, мы сделаем еще один шаг к цели и, вполне возможно, поймаем Деверо.
Джонс приехал на извозчике, который все еще нас ждал, и мы поехали через весь Лондон, плетясь в бесконечном потоке разного рода экипажей, не говоря друг другу ни слова. Я был благодарен Джонсу за эту тишину. Она позволила мне поразмышлять о том, что прошлым вечером сказала мне Элспет Джонс, – неужели ее интуитивные догадки насчет того, что нас ждет, окажутся правдой? Джонс, со своей стороны, ни словом не обмолвился о вчерашнем ужине, хотя прекрасно понимал: его жена специально все подстроила так, чтобы полчаса поговорить со мной наедине. Знал ли он, что мы входили в его кабинет? От этой встречи у меня остался какой-то неприятный осадок. То ли мы с ней чего-то недоговорили… То ли сказали друг другу лишнее.
Наконец мы подъехали к стоянке кебов на Пикадилли-серкус, эта площадь – сердце западной части Лондона, если угодно, аналог нью-йоркской Таймс-сквер. В глаза мне бросился недавно отполированный, в отличном состоянии брогам, возле него стоял констебль. Извозчик, здоровенный детина в пальто, которое развевалось на ветру, будто палатка, сидел на своем облучке с поводьями на коленях и недовольно зыркал по сторонам.
Мы вышли из коляски.
– Мистер Гатри? – спросил Джонс, делая шаг навстречу извозчику.
– Он самый, – ответил тот. – Уже час тут торчу по вашей милости. За какие такие грехи человеку зарабатывать на хлеб не дают?
Он буравил нас сердитым взглядом, при этом сидел не шелохнувшись, будто был привязан к своему месту, как лошадь к сбруе. Размеров он был внушительных, с мясистыми щеками, бакенбардами и багровым лицом – этим цветом оно было обязано либо долгому пребыванию на свежем воздухе во все времена года, либо, что вероятнее, обыкновенному склерозу.