– Зачем было всех их убивать? – спросил я. – Ладно, у Лавелля было рыльце в пушку, но чем виноваты остальные?
– Нападавшие решили, что оставлять свидетелей слишком опасно, – пробормотал Джонс. – Они проснутся, увидят, что хозяин мертв, и обо всем без стеснения расскажут. А так они не расскажут нам ничего.
– Парня и женщину задушили, а Клейтона закололи.
– Из троих он был самый крепкий, его, конечно, тоже отравили, но была большая вероятность, что он проснется. Убийцы решили не рисковать. Поэтому для него в ход пошел нож.
Я отвел глаза – насмотрелся.
– Куда теперь? – спросил я.
– В спальню.
Огненноволосая дама, которую Лавелль назвал Цыпой, лежала, распростершись на матрасе из гусиного пуха, в ночной сорочке из розового батиста, вокруг шеи и на рукавах – кружевные оборки. Смерть состарила ее лет на десять. Левая рука откинута – в направлении мужчины, который обычно лежал рядом с ней, но сейчас уже ничем не мог ей помочь.
– От удушья, – сказал Джонс.
– Из чего это следует?
– На подушке следы помады. Подушка – это и есть орудие убийства. Видите покраснение кожи вокруг носа и рта? Сюда прижали подушку.
– Боже правый на небесах, – пробормотал я. Место на кровати рядом с ней, откуда сдернули одеяло, было свободно. – А Лавелль?
– Причина всему – он.
Мы быстро обыскали спальню, но ничего существенного не обнаружили. У Цыпы была слабость к аляповатым побрякушкам и дорогим платьям, особенно из шелка и тафты, – они едва помещались в шкафу. В ванной комнате духов и прочих туалетных принадлежностей было больше, чем на всем первом этаже бродвейского магазина «Лорд и Тейлор», – по крайней мере, именно это я сказал Джонсу. Мы оба знали, что просто оттягиваем встречу с неизбежным, и с тяжелым сердцем снова спустились вниз.
Скотчи Лавелль поджидал нас, вокруг него все еще крутились полицейские, явно мечтавшие поскорее унести отсюда ноги. Я наблюдал, как Джонс осматривает труп, переложив вес тела на свою палку, стараясь вплотную к телу не приближаться. Я вспомнил, с какой враждебностью Лавелль встретил нас всего день назад. «Вынюхивать сюда пришли, да?» Будь Скотчи полюбезнее, может, его не настиг бы такой конец?
– Его сюда приволокли в полуобморочном состоянии, – пробормотал Джонс. – О том, что именно здесь произошло, говорит многое. Во-первых, кресло подтащили сюда и стали к нему привязывать Лавелля.
– Вот откуда ленты!
– Никак иначе они здесь появиться не могли. Убийцы принесли их из спальни специально для этого. Потом привязали Лавелля к креслу, убедились, что все у них идет по плану, и плеснули ему в лицо воды, чтобы проснулся. Конечно, крови тут столько, что ничего не разглядишь, но воротник и рукава ночной рубашки остались мокрые, а вот и подтверждающая улика – перевернутая ваза, ее тоже принесли сюда, вчера я видел ее на кухне.
– Что было дальше?
– Лавелль просыпается. Не сомневаюсь, что нападавших он знает в лицо. Мальчика наверняка видел раньше. – Джонс остановился. – Зачем я так подробно рассказываю это вам? У вас глаз наметан не хуже моего.
– Глаз-то наметан, – согласился я, – но обобщать все, что видишь, – тут я вам уступаю, инспектор. Так что, прошу вас, продолжайте.
– Хорошо. Лавелль привязан к креслу, он беспомощен. Все его домочадцы мертвы, хотя этого он может и не знать. Тут и начинаются его собственные муки. Мужчина и мальчик хотят у него что-то выведать. И начинают его пытать.
– Приколачивают руки к креслу.
– Это не все. Не могу собраться с силами и подойти поближе, но подозреваю, что тем же молотком ему разбили колено. Посмотрите внимательно на ткань его ночной рубашки. Кость левой пятки тоже раздроблена.
– Фу, прямо с души воротит. Вот же мерзавцы. Но что они хотели у него узнать?
– Сведения об организации, на которую он работал.
– Он заговорил?
– Наверняка не скажешь, но думаю, что да. В противном случае ран было бы еще больше.
– И все же они его убили.
– Подозреваю, что смерть стала ему облегчением. – Джонс вздохнул. – В Англии я с подобным преступлением еще не сталкивался. В голову приходят убийства в Уайтчепеле, не менее злодейские. Но даже там не было такой жестокости и хладнокровного расчета, что мы видим здесь.