Мол, ей будет спокойнее, что за домом свой человек присматривает.
Но мне американский господин сразу не приглянулся. Нрава был буйного, а уж выражался так, не приведи господь! Отродясь не слыхала, чтобы господа такое себе позволяли. Первой не выдержала наша повариха. Сказала – нет, терпеть такое не намерена. А потом и мистер Сайкс решил, что с него довольно, ему на замену пришел мистер Клейтон, тоже не бог весть какой милый человек. Я уже говорила Энни, моей сестрице, мол, надо и мне отсюда ноги уносить. И вот чем все кончилось!
– Садовая калитка всегда была заперта? – спросил Джонс, когда служанка немного успокоилась.
– Всегда, сэр. Все калитки, все окна, все двери всегда заперты. Едва мистер Лавелль сюда заехал, сразу стал новые порядки устанавливать. Все под замком, все задвинуто и защелкнуто, каждый ключ в своем надежном месте. К дверям никто снаружи не приближается, даже посыльный, пока мистер Клейтон не выйдет встречать. Когда мистер Блейдстон был жив, тут такие обеды да приемы закатывали! В доме жило счастье. А за последние месяцы мистер Лавелль превратил его в тюрьму – да сам же и главный заключенный, потому что сидел тут как сыч и наружу не показывался.
– А миссис Лавелль? С ней-то вы общались?
Служанку будто током ударило, и, несмотря на обстоятельства, лицо ее возопило об отвращении – в эту минуту я понял, как тяжело ей было в услужении у Скотчи и его свиты.
– Уж вы меня, сэр, извините, да только какая же она миссис Лавелль? Мы звали ее «мадам», самое подходящее для нее название. Все тут было не по ней, абсолютно все, но мистера Лавелля она слушалась. Без его команды из дома ни на шаг.
– Посетители в доме бывали?
– Два господина иногда захаживали. Я-то их почти не видела. Оба высокие, ладно скроенные, брюнеты, один даже с усами. А в остальном – как две капли воды. Не иначе как братья.
– Лиланд и Эдгар Мортлейки, – пробормотал я.
– Вам имя Кларенс Деверо о чем-нибудь говорит? – спросил Джонс.
– Нет, сэр. Но был еще один господин, которого они все время поминали, хоть он никогда сюда не приходил, и говорили только тихими голосами. Его имя я один раз услышала – и запомнила навсегда. – Служанка смолкла, руки ее теребили носовой платок. – Я проходила мимо кабинета, а мистер Лавелль как раз что-то говорил мистеру Клейтону… я так решила, что ему. Я же их не видела, а подслушивать возле кабинета – такой привычки у меня нет. Но у них шел серьезный разговор, тут я их и услышала. «Если заявится Мориарти, мы должны быть начеку!» – вот что сказал мистер Лавелль. Почему-то я его запомнила, а уж потом мистер Клейтон его снова приплел, как бы шутки ради. Ты, говорит, Мэри, дверь открытой не оставляй, а то придет профессор Мориарти и тебя схватит. Страшное имя, я, бывало, ложусь спать, а оно так в голове и вертится. Этот Мориарти весь дом держал в страхе, – выходит, не зря они боялись, вон чем дело кончилось.
Больше Мэри Стэгг нам сказать было нечего, мы попросили ее никому не рассказывать о том, что здесь произошло, после чего Этелни Джонс отправил ее домой в обществе констебля. Женщина покинула дом с явным облегчением – едва ли она в нем еще раз появится.
– Думаете, это дело рук Мориарти? – спросил я.
– Мориарти на том свете.
– Но остались его подручные, другие преступные авторитеты, члены его банды. Вы же видели, инспектор Джонс, как был убит Лавелль. Я понимаю так: это сигнал, предупреждение, написанное кровью.
Джонс задумался.
– Вы сказали, что Мориарти и Деверо хотели встретиться, создать преступный синдикат…
– Да.
– Но так и не встретились. Это следует из зашифрованного письма, которое мы обнаружили в Майрингене. Получается, что общих интересов у них пока что не было, – зачем же тогда убивать друг друга?
– Не исключено, что Деверо имеет какое-то отношение к событиям у Рейхенбахского водопада.
Джонс устало покачал головой:
– Сейчас делать выводы преждевременно. Мне нужно как следует подумать, собраться с мыслями. Но только не здесь. Сейчас надо обыскать дом и посмотреть, не хранят ли эти многочисленные комнаты какие-то тайны.
Итак, мы погрузились в мрачную действительность – можно было подумать, что мы движемся по подземным пещерам для захоронений. За каждой дверью нас ждал новый труп. Первым оказался помощник повара, Томас, ему было суждено смежить очи в последний раз в пустой и обшарпанной комнате около буфетной. Он завалился спать прямо в своей рабочей одежде, босые ноги поверх простыни… Это зрелище явно произвело впечатление на Джонса, и я вспомнил: у него же есть ребенок, может, всего на несколько лет моложе этого несчастного. Томаса задушили, его шею все еще обвивала веревка. Несколько ступенек вели в подвал, где жил и встретил смерть Клейтон. Здоровенный тесак, возможно с кухни, ему вонзили прямо в сердце, и он так и торчал, пригвоздив Клейтона к постели – так пришпиливают к лабораторному столу насекомое. В тягостном молчании мы поднялись на чердак – там, с перекошенным от злобы лицом, как в жизни, лежала повариха, как выяснилось, миссис Винтерс. Причиной смерти тоже стало удушение.
