На моем языке они почти не говорили, и мне пришлось объясняться с помощью снимков и заголовков из английской газеты, которую я захватил с собой именно для этой цели. Я сказал: из воды в низовьях Рейхенбахского водопада вытащили тело – могу ли я на него посмотреть? Но эти швейцарские полицейские наотрез мне отказали – так часто поступают люди в форме, наделенные ограниченной властью. Перебивая друг друга и вовсю размахивая руками, они дали мне понять, что ждут какого-то старшего по званию, который едет из самой Англии, и все решения будет принимать он. Я сказал, что проделал куда более долгий путь, что прибыл по очень серьезному делу, – но их это не интересовало. Извините, майн херр. Мы ничем не можем помочь.
Я достал часы и взглянул на них – уже одиннадцать, половина утра прошла впустую, неужели ждать придется все утро? Но в эту минуту входная дверь открылась, шеей я почувствовал легкий ветерок, обернулся – и в дверном проеме увидел мужской силуэт на фоне утреннего света. Не говоря ни слова, человек вошел в комнату, и я увидел, что он чуть моложе меня, ближе к сорока, темные волосы гладко зачесаны на лоб, спокойные серые глаза внимательно изучают все, что попадает в поле зрения. Что-то в этом человеке заставляло относиться к нему серьезно. Когда такой входит в комнату, его приход не остается незамеченным. На нем был коричневый повседневный костюм и расстегнутое, свободно висевшее на плечах светлое пальто. Было заметно, что недавно он серьезно переболел и сбавил в весе. Одежда была чуть велика ему, бледное лицо осунулось. Он опирался на палку из розового дерева со странной и изысканной серебряной ручкой. Он подошел к стойке и в поисках опоры облокотился на нее.
– Können Sie mir helfen? – спросил он. По-немецки он говорил без труда, но совершенно не следил за акцентом, словно слова были ему хорошо известны, но он никогда не слышал, как они звучат. – Ich bin Inspector Athelney Jones von Scotland Yard[3].
Он окинул меня коротким взглядом, отметил для себя мое присутствие и как бы отложил этот факт в папку для дальнейшего пользования, в остальном оставив меня без внимания. Однако, услышав его имя, полицейские сразу встрепенулись.
– Джонс. Инспектор Джонс, – затараторили они.
Он достал свое рекомендательное письмо, которое они приняли, раскланиваясь и улыбаясь, попросили его немного подождать – им нужно зарегистрировать его приезд в журнале, – удалились в заднюю комнату и оставили нас вдвоем.
Игнорировать друг друга было невозможно, и первым нарушил молчание он, переведя мне то, что недавно сказал полицейским.
– Меня зовут Этелни Джонс, – представился он.
– Я понял, что вы из Скотленд-Ярда?
– Совершенно точно.
– А я Фредерик Чейз.
Мы обменялись рукопожатием. К моему удивлению, его пальцы оказались какими-то обмякшими, словно едва болтались на кисти.
– Красивое местечко, – продолжил он. – В Швейцарии мне бывать не доводилось. Я вообще за границей всего третий раз. – Он мимоходом оглядел мой квадратный чемодан – поскольку я нигде не остановился, пришлось принести его с собой. – Только что приехали?
– Час назад, – сказал я. – Полагаю, мы с вами ехали одним поездом.
– А цель приезда?..
Я помедлил с ответом. Для выполнения задачи, которая привела меня в Майринген, помощь офицера британской полиции весьма важна, в то же время опережать события мне не хотелось. В Америке конфликты между агентством Пинкертона и официальными государственными службами случались нередко. Скорее всего, в Европе то же самое.
– Я здесь по частному делу… – заговорил я.
Эту реплику он встретил улыбкой, хотя в глазах, как мне показалось, мелькнула досада.
– Тогда, мистер Чейз, если позволите, я отвечу сам, – предложил он. На минуту он задумался. – Вы представляете агентство Пинкертона из Нью-Йорка, на прошлой неделе вы отправились в Англию в надежде выйти на след профессора Джеймса Мориарти. Он получил некое важное для вас сообщение, которое вы и надеялись у него найти. Известие о его смерти вас потрясло, и вы приехали прямо сюда. Кстати, я вижу, что вы невысокого мнения о швейцарской полиции…
