— Если речь пойдёт о ваших картинах, буду вынужден вам отказать! — сразу же заявляет Ламет.
— Мсье, не надо так грубо, — улыбаюсь я. — Предлагаю вам маленькую сделку.
— Не имею чести понять! — удивляется политик.
Ох, болван! Все вы болваны! Ничего не смыслите ни в жизни, ни в искусстве!
— Вы посещаете заведение мадам Жасмин? — игриво спрашиваю я. — Не отпирайтесь, я вас там видел! Вы ещё здорово напились и выбалтывали государственные тайны!
Я начинаю гоготать.
— Наглая клевета! — восклицает Ламет.
По его волнению и эмоциям я понимаю, что попал в точку. Как нехорошо, такой важный гусь, а шатается по таким местам. Я был удивлен, когда его там увидел.
— Но ведь и вы там были! — замечает Ламет.
— Ха, я художник! — отмечаю я. — А жизнь людей искусства всегда окутана шлейфом скандалов. Нам это положено. Но вы ведь безупречный политик! У вас же кристальная репутация…
— Что вам угодно? — сдаётся Ламет.
— Повесьте мою картину в гостиной, — говорю я, указывая на моё гениальное полотно. — Рассказывайте всем, что это моя работа.
Политик кивает.
При мне мою картину на стену вешают.
Бедняга Ламет понимает, что дёшево отделался. Поделом, больше не будет ходить по таким заведениям.
16 июля
Я, Максимильен Робеспьер, принял решение. Я поддерживаю петицию. Последнее время так сложилось, что моё слово становится главным для всего клуба Якобинцев. Вернее, почти всего. Кроме Барнава и его компании, которая составляет довольно солидную часть. Да, наш клуб раскололся, этого следовало ожидать — одна группа поддерживает меня, другая — Барнава.
А триумвират ловко придумал. Под причиной петиции покинуть клуб Якобинцев и организовать свой.
Почему я решил поддержать петицию? Неужели из–за Мадлен, из–за глупой ревности… Нет, я никогда не смешиваю личные чувства и политику! Я руководствуюсь только логикой! Короля Луи Тупого надо призвать к ответственности! Предатель не может быть королём.
Но всё же… Буду честен перед собой… Мадлен оказалась той частичкой, что перевесила чашу весов в пользу петиции… Да, именно чувства толкают людей, заставляют принимать решения!
— Молодец, Макс! — Жорж хлопает меня по плечу. — Ты принял верное решение!
Когда–нибудь он меня так прихлопнет.
— Меня пугает Барнав и его компания, — говорю я. — Сегодня они объявили о своём уходе из клуба. Причём сделали это в весьма скандальной форме. Как говорится, ушли, громко хлопнув дверью.
— Да ну их, — отмахивается Жорж, — пусть проваливают! Надоело их хныканье!
— Всё не так просто, — говорю я. — Теперь нам придётся быть вдвойне осторожными. Триумвират избрал благоприятный момент для своего ухода. Они выставят нас мятежниками, врагами конституции…
— Пусть только попробуют, — Жорж сжимает кулаки, — я их…
— Попробуют, — твёрдо говорю я. — Таким образом они не только лишат нас доверия и влияния, но и привлекут на свою сторону клубы провинций, которые не очень компетентны в парижских делах.
— Что ты предлагаешь? — спрашивает Жорж.
— Не упиваться победой петиции, — говорю я, — а готовиться к новой «битве», противостоять триумвирату.
— Это можно! — усмехается Жорж.
— Также не забывай, что вопрос о судьбе короля остаётся открытым, — говорю я. — Собрание в любой момент может издать закон, снимающий всякую вину с Луи Тупого.
Жорж кивает.
— Ты привык всё продумывать, — говорит он. — Но иногда надо действовать вслепую. А теперь поспешим на площадь! Наша петиция будет представлена народу!
Моё имя, Катрин Мариэль, мне 40 лет.
Мне крупно не повезло в жизни. У меня был любимый человек. Пусть не ангел. Но мы любили друг друга. Я жила в роскоши, ни в чём себе не отказывала. А теперь? У меня осталась только эта галантерейная лавка. Что ж, это лучше, чем ничего!
Я оглядываюсь вокруг. Вполне приличная лавка. Но это не сравнится с тем, что было у меня раньше.
Мои размышления прерывает покупательница. Молодая светловолосая девушка.
— Чем могу служить, мадемуазель? — вежливо спрашиваю я.
— Мне нужны ленты для шляп, — говорит она. — Моё имя Светлана Лемус, я хотела бы поговорить с вами о мсье Жаке Брионе…
Я раскладываю перед ней ленты. Упоминание о Жаке заставляет меня вздрогнуть.
