— А если она была против этого брака? — спрашивает Светлана сурово.
Ох уж эти девушки. Для них брак по принуждению кажется страшнее смерти! Но если жених богат, умён, не уродлив — почему бы и нет!
— Я её не принуждал, — спокойно возражаю я. — Во время нашей беседы мадемуазель Брион сказала, что не хочет выходить за меня замуж и отец не будет ее заставлять. Я с ней не спорил и сказал, что настаивать не буду. Мне бы не хотелось тащить девушку под венец силой. Богатых невест и так предостаточно.
— Выходит, вы оба решили, что свадьбы не будет? — удивленно спрашивает Лемус.
— Да, именно так, — пожимаю я плечами. — Удивляюсь, зачем она решила с кем–то бежать. Может, отец не захотел, чтобы она вышла замуж за любимого человека.
Светлана кивает.
— А вы были знакомы с покойным Жаком Брионом? — спрашивает она.
М-да, только этого мне и не хватало.
— Я знал его лично, а вот близких отношений у нас с ним не было, — твёрдо говорю я.
На этом наш разговор завершён.
Сразу же после ухода Лемус мне сообщают о визите Беатрис Ванель и её полоумного рисовальщика. Придётся их принять. Иначе они не уйдут.
А вот и они.
— Чем обязан? — задаю я глупый вопрос.
Естественно, мне предложат картину.
— Мой друг сотворил чудный шедевр! — восклицает она.
— Браво! — без эмоций говорю я. — Простите, но я‑то тут при чём?
Делаю вид, что не понимаю, может, отстанут.
Ванель щёлкает пальцами. Лакеи вносят огромное полотно, закрытое покрывалом. Лесот с видом античного героя сбрасывает это покрывало. Я не успеваю зажмуриться.
О Господи!
— Что это?! — вырывается у меня.
— Нимфы, — как ни в чём не бывало отвечает Лесот.
По–моему, это какие–то Медузы Горгоны или Фурии. У этой голова больше всего туловища. А этой явно нужен доктор, у неё же перелом конечностей. А вот эта изогнулась, точно циркачка на ярмарке.
Всё в каких–то цветочках и бабочках ядовитых расцветок.
А цвета? Тут явно поработал дальтоник.
— Мило, — произношу я. — А теперь простите, у меня дела…
— Я делаю вам честь! — восклицает Лесот. — Хочу продать вам мой шедевр!
Продать? Это уродство? Ладно, подарить, но продать!
— Я не достоин! — коротко отказываюсь я.
— Мы можем поговорить наедине? — спрашивает Ванель.
— Ладно, — киваю я. — Пройдём в мой кабинет.
Интересно, как она собирается уговорить меня купить этот кошмар. И вообще, неужели у неё своих глаз нет? Это же страшнее казней египетских!
Я, Беатрис Ванель, и мой друг Августин прибыли к мсье Роне, дабы продать шедевр. Похоже, мсье отказывается. Ничего, я смогу его убедить.
— Помните, вы мне предлагали одну сделку, — начинаю я.
Он кивает.
— Я согласилась её принять, — говорю я. — Эта сделка очень важна для вас, не так ли?
Он колеблется.
— Сколько вы с меня хотите содрать? — спрашивает Роне.
— Нисколько, — заверяю я его. — Только одно условие — картина должна висеть у вас в гостиной.
Мсье вздрагивает, но всё же соглашается.
Молодец! Люблю людей, с которыми легко договориться. Хотя, уговорить можно любого, надо только знать, что его интересует.
Мы с Августином покидаем Роне.
— Беатрис! Вы чудо! — восклицает мой маленький гений.
— Пустяки, дружок, — отвечаю я, потрепав его по голове. — Это только начало. Когда люди узнают, что в домах таких влиятельных господ висят твои картины, они будут умолять тебя продать их! Ты будешь богат!
Подумать только! Я явлю миру нового гения живописи!
— Думаю, Александра Ламета я сам смогу уговорить, — заявляет Августин.
Он осмелел. Это радует.
— У тебя есть аргументы? — интересуюсь я.
— Ещё какие! — смёется он.
Я, Жорж — Жак Дантон, опять беседую с Робеспьером. Этот упрямец не очень торопится поддержать петицию об отстранении короля–изменника.
— Ты только подумай, — я продолжаю приводить свои аргументы, — у нас всех появился шанс разом прихлопнуть всю королевскую шайку. Один наш клуб кордельеров бессилен, но если твой якобинский клуб нас поддержит, мы победим.
— Все не так просто, мой друг, — возражает Макс. — Ты даже не понимаешь, на какой риск придется пойти. Законодатели обладают большей властью, чем мы. Они в любой момент могут сделать из твоей петиции повод для провокации. Им достаточно издать закон, оправдывающий короля… Боюсь, даже оговорка о конституционных мерах не спасёт…
