Утром Лёвка проснулся, а в ухе всё те же «эта-мин» и «пистиль». Он выдернул наушники из гнезда, и телефон через динамик громко продолжил: «рыльце пестика — stigmate, столбик пестика — stil de pistil, завязь — ovaire…»
— Да чтоб тебя… — пробормотал Лёвка, уменьшая громкость.
А громкость не уменьшается. Он попытался выключить телефон, но кнопка не сработала. Вообще ни одна кнопка не работала, только запчасти французских цветов сыпались как из рога изобилия.
Лёвка засунул телефон поглубже в карман, схватил портфель и побежал к Вале. Заходит в квартиру, а там опять: «цветоножка — pédoncule, цветоложе — réceptacle, чашелистник — sépale…»
— У меня телефон не выключается, — сказал Лёвка.
— У меня ещё хуже, — ответил друг.
И правда, звук шёл из большого компьютера, гремя на всю комнату.
— Никак вырубить не могу… — Валя отсоединил колонки.
Бесполезно. Тогда он залез под стол и выдернул вилку из розетки.
Но французские слова не сдавались, продолжали атаковать.
— Может, там аккумулятор есть? — предположил Лёвка.
— Сейчас разберёмся.
Он вытащил процессор на середину комнаты, открутил винты и снял боковую стенку. Внутри оказалось невероятное. Там был оборудован настоящий кукольный домик. Какие-то картиночки наклеены на корпус, а на пол вывалились крохотные одёжки и посуда.
— Ничего себе! — удивился Лёвка.
— Это Яська, она и не такое может. Где хочешь пространство захватит и играет себе.
— Да как же она сюда залезает?
— Мы же смогли добраться.
Между тем французские слова не унимались: «лепесток — pétale, тычинка — étamine, пыльник — anthѐre…»
— Как же его заткнуть-то?
Валя начал отсоединять комплектующие. Выдернул электросхемы, между которыми прятались кукольные шкафчики, столики и стулья. Они тоже полетели на пол без сожаления. Наконец у Вальки в руке оказалась материнская плата, которая всё ещё упрямо бормотала: «Столбик пестика — stil de pistil, завязь — ovaire…»
— Вот она, зараза! Даже без компьютера работает.
— Может, в воду её?
И тут появилась заспанная Яся:
— Вы чего тут делаете? Вы зачем мой домик сломали? Как я теперь его опять соберу?
— У нас плата упёртая, говорящая. Сейчас утопим её и вернём тебе домик.
— Не утопите! Это же кукольное радио. Не дам его топить!
И вдруг Яся виснет на Вале, тот падает на ковёр, а Лёвка пытается перехватить у него говорящую железяку. Но та внезапно расправляет прозрачные крылышки и воспаряет к люстре.
«Лепесток — pétale, тычинка — étamine, пыльник — anthѐre…» — слышится на всю квартиру. Лёвка прыгает к люстре и… просыпается.
Через наушник в голову настойчиво лезут французские слова.
— Приснится же такое… — пробормотал он, вынимая наушники, и снова провалился в сон.
Но уже другой. А буквально через секунду раздался сигнал будильника.
По дороге в школу Лёвка ненавидел всю французскую ботанику оптом. Противные «этамин» и «пистиль» играли в салочки между ушами, вызывая головную боль. Но самым неприятным было то, что все слова разбегались в черепе, как тараканы в пустой комнате, и никак не желали упорядочиваться.
— К доске пойдёт… — Сабрина Сергеевна внимательно всмотрелась в журнал: — К доске пойдёт Иноходцев.
Лёвка печально вышел к доске.
— Надеюсь, ты выучил новые слова? — заботливо спросила практикантка.
Лёвка кивнул, опасаясь, что стоит ему открыть рот, как из головы выскочат все оставшиеся слова.
— Тогда назови их.
— Педонкюль, — сказал Лёвка. — Этамин. Стигмат.
Он попытался ухватить за хвост ресептакля, но тот хихикал и уворачивался.
— Очень хорошо, — сказала Сабрина Сергеевна. — А как переводятся эти слова?
Лёвка прикинул, кем бы мог быть «педонкюль». Педонкюль в его голове был похож на подозрительного франта во фраке и шляпе-котелке. Только такого в ботанике точно нет. А ведь ещё есть «эта-мин»… Похоже на «витамин», но точно не он…
— Итак, Иноходцев? — допытывалась упрямая практикантка. — Можешь перевести нам что-нибудь?
— Не-а… Может, я лучше басню расскажу?
— Расскажи басню, — милостиво разрешила Сабрина Сергеевна. — А к следующему занятию выучи, пожалуйста, эти названия.
По дороге домой Лёвка раздражённо пинал каждый попавшийся камешек.
