Первым нашим ощущением была боль при мысли о владельцах этих вещей. На многих вещах были метки. Мы не работали, мы со слезами на глазах копались в груде утиля.
Сами мы были очень плохо одеты: по одной смене платья и белья. Белье раз в декаду меняли в бане, но, придя в барак с работы, мы не имели возможности сменить одежду. Кому-то из нашей бригады пришло в голову отобрать лучшие вещи, взять себе. Сперва взяли некоторые, затем все. Ежедневно мы тайком несли с работы в зону трикотаж. Несли себе, своим товаркам по нарам. Наш барак приоделся. Конечно, мы крали утиль, но его были груды, его хватало и для стен. Кончался один грузовик, привозили следующий. Очевидно, вещам, снятым с зэков, не было конца.
ЭТАП В ЭЛЬГЕН
Магаданский лагерь — и женский, и мужской — жил под вечным страхом вывоза в глубь тайги на прииск. О жизни на приисках рассказывали ужасы. Только мне хотелось туда. Там была Надя Суровцева-Олицкая.
В начале апреля, когда стала ощущаться весна, когда мы уже чуть привыкли к лагерной жизни и к работе, нашу бригаду неожиданно вернули со стройки в лагерь. Сквозь строй конвоя, с криками и руганью нас загнали в барак. У входа в барак поставили часового, который следил за тем, чтобы никто не вышел. Привели и остальных наших женщин с других работ. Мы узнали, что всех «тюрзачек» везут в Северное управление. Центром его был поселок Ягодное. Говорили, что нас направляют в совхоз Эльген.
Вызывали нас по спискам. Группу человек в сорок-пятьдесят вывели за зону лагеря и погрузили в стоявшую перед воротами грузовую машину, крытую брезентом. Перед лагерем стояли еще две такие машины.
В машине было тесно, темно и, несмотря на весну, холодно. На нас были ватные брюки, телогрейки, валенки. Мороз крепчал, и мы замерзали. Но брезент, натянутый над машиной, спасал от колючего ветра. Конечно, по пути мы выискивали в брезенте дырочки и смотрели в них. Машины двигались по широкой прекрасной дороге.
Уже к ночи машины остановились, и нам предложили зайти в какой-то барак. В нем топилась железная печь-бочка. Ее огонь освещал помещение. Мы толпились вокруг, протягивали к огню руки. Многие разувались, грели портянки и пальцы ног. Здесь мы встретили женщин, погруженных во вторую машину, они нам сказали, что к утру готовят еще и третью. Настроение у них было подавленное.
Через каких-нибудь полчаса мы снова сидели в машине и ехали дальше. Бескрайняя снежная равнина, сопки и сопки… Ни жилья, ни признаков жизни человека. Нам предстояло проехать пятьсот километров, если справедливы слухи о направлении нас в Эльген.
Кто и когда проложил эту дорогу? «Инженеры, душечка», — сказал бы некрасовский генерал. Мы знали: трасса эта проложена на костях заключенных.
…Часа в три мы прибыли в Эльген. Барак нам понравился. Высокий, светлый, с вагонной системой нар. Дежурившая в нем дневальная встретила нас заботливо. Набежали женщины из других бараков, забросали нас вопросами о жизни в Магадане. Мы были для лагерниц Эльгена «столичными» гостями. Я спешила узнать о Наде. Увы, в лагере ее не было, мне сказали, что ее положили в больницу с сильным кровотечением.
Больница лагпункта была расположена за зоной. Попасть туда я не могла. Мне обещали завтра же передать ей мою записочку.
На следующее утро нас снова по перекличке вызвали на этап. Теперь нас везли на командировку лагпункта Эльген — «Седьмой километр».
Почему нас везут туда? «Седьмой километр» была штрафная командировка, где валили лес. До сих пор туда отправляли только проштрафившихся уголовниц. Как заключенные Магадана боялись этапа на трассу, так же заключенные Эльгена боялись командировок.
ШТРАФНАЯ КОМАНДИРОВКА: «СЕДЬМОЙ КИЛОМЕТР»
Все дальше от родного мира угоняла нас судьба. Маленькая, ничтожная горсточка людей — подконвойных, подневольных. Мало было забросить нас через океан на Колыму, мало завезти за сотни километров в глубь необитаемого края. Дальше. Еще дальше.
Величие и красота севера окружали нас и подавляли. Бескрайний простор снегов. Наконец на повороте дороги мы увидели два маленьких домика, утопавших в снегу. Из труб тянулся дымок. Вокруг — колючая проволока. У домиков нас согнали в кучу, пересчитали. Завели в домик, стоявший вне ограды. Был он разделен на две части. В одной помещалась столовая, в другой жил надзор. Нас повели в столовую.
