Дочери огня - страница 189

Шрифт

Интервал

Пустую, черную, откуда ночь струится

На мироздание, и даль темным-темна,

И радугой повит провал, во мрак ведущий,

В пределы древней тьмы, где Хаос вечно сущий,

Воронка, пьющая Миры и Времена!

III

Неколебимый Рок, страж гордый мирозданья,

Случайность и Закон!.. Твой медленный полет

Меж умерших миров и снежного молчанья

Безмерным холодом вселенную гнетет.

Ты знаешь, что творишь, мощь первооснованья,

Гася сиянье солнц, прервав их мерный ход?..

Сумеешь ли сберечь бессмертное дыханье

Меж миром молодым и миром, что умрет?..

Отец! Твой дух в себе могу ли ощущать я?

Возможно ль быть живым и взять над смертью власть?

Иль суждено тебе в последней битве пасть

С Владыкой вечной тьмы, на ком клеймо проклятья?

Я стражду и скорблю один в ночи немой…

Но если я умру, то все умрет со мной!»

Никто не внял ему под звездами немыми,

И, обессиленный в борении с собой,

Он, жертва вечная, воззвал тогда с мольбой

К тому, кто в этот час один не спал в Солиме^>[383]:

«Иуда, — он вскричал, — скорей сторгуйся с ними!

Спеши меня продать! С их согласись ценой:

Я на земле простерт, я изнемог душой…

Лишь ты предателя носить способен имя!»

Иуда уходил, то алчностью томим,

То угрызеньями; содеянное им

На гладких глыбах стен, казалось, проступало…

Но, словно жалостью проникнувшись, Пилат,

Наместник кесаря, тяжелый поднял взгляд

И: «Привести сюда безумца!» — рек устало.

Он был таким всегда: безумец побежденный,

Забытый днесь Икар^>[384], познавший неба зов,

Он Фаэтон^>[385], кого сразил огонь богов,

Он Аттис^>[386] пламенный, Кибелой воскрешенный.

Авгур ответа ждал от жертвы умерщвленной,

Священной крови ток пьянил земли покров…

Ошеломленный мир сошел с своих основ,

Над бездною Олимп качнулся, потрясенный.

«Ответь, отец Аммон^>[387], — так кесарь восклицал, —

Кто он, внушающий Земле свои заветы?

Он бог? Иль, может быть, то демон нам предстал?»

Оракул никогда не даст ему ответа,

Затем что лишь тому открыта тайна эта,

Кто персти низменной живую душу дал.

Золотые стихи

Впервые в «L'Artiste» 16 марта 1845 г. под заглавием «Античная мысль». В античности особенно полюбившиеся изречения или произведения назывались «золотыми» (например, роман Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел»), отсюда и название сонета. В стихотворении нашла свое отражение пифагорейская теория метемпсихоза («переселения душ»), творчески преображенная Нервалем.

Перевод Н. Рыковой

О чем спор? Все на свете способно чувствовать!
Пифагор

Ты мыслишь, человек, и чувствуешь. Но вот:

Неужто лишь тебе дана свобода эта?

Лишь одного тебе не преступить запрета —

На мысль, что всё, как ты, совсем как ты, живет.

И сердце зверя дух неведомый влечет,

И есть душа в цветке, которой нужно света.

Любовью некоей таинственно согреты

И камень, и металл. И всё тебя зовет!

Ты связан. За тобой следит стена слепая,

И в косном веществе есть воля не служить

Тому, что страсть тебе подсказывает злая.

Ведь может божество и в нем незримо жить.

И как родится взгляд, за веками сокрытый,

Так чистый дух растет, раскалывая плиты.

* * *

Впервые опубликовано в «Petite Revue Internationale» 30 мая 1897 г. адресатом стихотворения княгиней Сольмс под вымышленным именем. Написано около 1853 г. За стихотворением следовала небольшая прозаическая вставка и заключительный сонет, обычно именуемый «Эпитафия». Мария Летиция Сольмс (1831—1902) приходилась внучкой брату Наполеона Люсьену Бонапарте. Знакомство с ней падает на последние годы жизни Нерваля. Первые две строчки — неточная цитата из романса Керубино в «Женитьбе Фигаро» Бомарше (д. II, явл. 4). На фоне зашифрованной символики «Химер» это стихотворение поражает своим суровым и обнаженным реализмом. Примыкающий к нему сонет-эпитафия принадлежит к числу наиболее известных стихотворений Нерваля.