— Я понимаю твое замешательство, Хильда, твою неуверенность. Но у меня этого нет. Мы…
— Маттиас! — позвал его Аре. — Где ты пропадаешь?
— Идем, — мягко сказал Маттиас Хильде.
Он держал ее за руку, когда они вошли, и она в точности не знала, хочет ли он тем самым поддержать ее или сам нуждается в ее поддержке. Возможно, и то, и другое. Они нуждались друг в друге.
Это была прекрасная пара!
Йеспер тоже был в гостиной, бледный и трясущийся от страха, словно все это касалось непосредственно и его. Хильде не хотелось смотреть на него, она все еще мысленно видела его в спущенных штанах.
Был здесь и брат Августины дочери Фредерика, а также вся родня из рода Людей Льда.
Судья чувствовал себя не в своей тарелке.
— А вот и дочь палача, — злорадно произнес он. — Теперь все в сборе! Великолепное общество! Но правда все равно восторжествует!
— До этого еще далеко, господин судья, — устало произнесла Лив. — Мой сын и внук не имеют никакого отношения к убийству.
Впервые Хильда видела волевую баронессу поверженной: она сидела, скрючившись, на стуле, горестно сжав рот. Это был чересчур большой удар для ее семьи.
— Неужели? — сказал судья. — Зачем же, в таком случае, один из них навещал эту мадам в Кристиании?
— Оставьте в покое моего бедного мужа, — взмолилась Ирья. — В его жизни и так было достаточно всяких трагедий. Он больше не в силах выносить это! Я знаю, что Таральд совершенно не причастен к этим убийствам!
— А ваш сын? — огрызнулся судья. — Слуги рассказывают, что он ходит во сне. Может быть, он не лунатик? Может быть, это сознательное мошенничество с целью совершения неприглядных поступков?
— Если бы вы знали Маттиаса Мейдена, вы не стали бы обращаться к нему с такими бессовестными обвинениями! — сказал Бранд. — Он — лучший из творений Господа!
— Ну, ну… — пробормотал Маттиас.
— Возможно, — сказал судья, сделав вид, что обдумывает что-то. — Но в человеке есть и злое, и доброе начало; то, что не выходит на поверхность, таится в полутьме. Возможно, на волю вырвалось его подсознание…
— О, Господи, — пробормотал Калеб.
— И… — судья поднял указательный палец. — Я напал на другой след! В последний раз, когда я был в Линде-аллее, я проходил мимо одного сарая — и, знаете, что я там увидел?
Он сделал выразительную паузу.
— Что же вы там увидели? — сухо спросил Бранд.
— А вот что — волчью шкуру! Огромную шкуру с головой и хвостом!
— О, Господи, дай мне терпенье! — простонал Аре. — Это же моя шкура, доставшаяся мне от моего отца Тенгеля. Неужели это тоже впутают в дело? Вы думаете про оборотня? Думаете, что это может быть его внешней оболочкой? В таком случае, по ночам здесь шляется весьма побитый молью оборотень!
Судья поджал губы.
Ситуация была не из легких.
Вошла служанка и сообщила, что доктора просят приехать в один из крестьянских домов. Заболел ребенок.
— Опять корь, — вздохнул Маттиас. — Ладно, я пошел. Родители так неосторожны со своими детьми, позволяют им весь день гулять, а те подхватывают инфекцию. Но мы постараемся, чтобы у нас не случилось того, что произошло в Тэнсберге, где умерло сразу пятьдесят детей. Господин судья, вы позволите мне ненадолго отлучиться?
С большой неохотой судья отпустил его. Маттиас бросил на Хильду любящий взгляд, означающий, что они скоро увидятся, и ушел.
Без него она почувствовала вокруг себя пустоту.
Йеспер не мог больше молчать:
— Я ничего не делал, — всхлипывал он, обливаясь слезами. — Я ничего такого не делал.
— Никто и не думает обвинять тебя, — сказал его старый приятель Бранд. — Мы только хотим узнать, не видел ли ты что-нибудь?
— Что? Что я должен был видеть? Вот этот, который не умеет толком говорить по-норвежски, — он указал пальцем на судью, — он мелет чушь! Говорит, что господин Таральд и господин Маттиас сделали это! Всякому известно, что лучших людей, чем в Гростенсхольме и Линде-аллее, не сыщешь! Мои мать с отцом всю жизнь проработали здесь, мой отец был главным конюхом — и они ни за что на свете не променяли бы это место ни на какое другое!
— Прекрасная характеристика, Йеспер, — мягко сказала Лив. — Мы все знаем, что никто из нас этого не делал, просто кто-то использовал наше имя…
