— Довольно красиво, — отозвалась я осторожно.
Амфитеатр возвышался над Марсовым полем; даже кишащий зрителями, он не лишился изящности. Наземный ярус занимали разные лавки, устроенные между расписными арками, а по бокам располагались большие резные колонны.
— Но? — уточнил Витрувий.
— Но вместо известняка я предпочла бы взять красный гранит. Известняк через несколько лет потемнеет.
Собеседник опять улыбнулся.
— Вынужден согласиться.
— Витрувий сказал, ты очень способная в геометрии, — проговорила Октавия и взяла архитектора под руку. — И еще его впечатлили твои эскизы для мавзолея брата.
Я в изумлении подняла глаза, и она рассмеялась.
— Да, он у нас крайне скуп на похвалу. Но вчера сам показывал мне твои работы.
— Я тоже хотел бы взглянуть, — вставил Марцелл.
— Рисунки хранятся в библиотеке, — ответил Витрувий.
Юлия ничего не сказала. Правда, когда мы усаживались на просторные шелковые кушетки под бордовым навесом, она умышленно заняла место между мной и Марцеллом, а затем, повернувшись ко мне спиной, спросила его:
— На кого будешь ставить?
— Неужели на гладиаторов тоже можно? — оживился мой брат.
— Конечно, — кивнул племянник Цезаря. — Только здесь невозможно предугадать итог. Не так, как на скачках. Ты просто выбираешь число: пятьдесят, тридцать три… И если гладиатор выживет, значит, выигрыш за тобой.
— Александр! — возмутилась я. — Ты ведь не будешь ставить на людей?
— В цирке ставил.
— Там были колесницы.
Брат немного смутился.
— Ладно тебе, Селена. Если выиграю — деньги твои. Можешь копить на приют.
— Какой еще приют? — подала голос Юлия.
— Дом для нежеланных детей, — пояснил Марцелл, но не слишком громко, чтобы не услышал дядя, сидевший неподалеку.
Девушка пристально посмотрела мне в лицо.
— Я ничего об этом не знала.
— Пустяки, — сорвалось у меня с языка.
— А Марцеллу известно.
— Он видел рисунок. Это просто моя фантазия.
— Селена интересуется благотворительностью, — вставил племянник Цезаря. — Они с моей мамой в чем-то похожи.
— Как мило, — заметила Юлия ледяным тоном.
— Все равно ничего не выйдет, — пожала плечами я.
— Это почему же? — спросила она, скрестив руки на груди.
— Кому нужен сиротский приют? И кто меня станет слушать?
— Я стану, — сказала она с нажимом, явно красуясь перед Марцеллом. — Как только сделаюсь женой Цезаря.
Не дождавшись ответа, Юлия продолжила:
— У тебя очень доброе сердце, Селена. Хотелось бы мне иметь такое же.
Я отчетливо видела, что она лжет. Эта девушка лакомилась сластями во время казни и преспокойно переступала через рыдающих младенцев, пока не испугалась, как бы Марцелл не счел ее черствой. Нет, он бы не произнес этого вслух; достаточно и того, что меня похвалили.
— Будешь ставить? — спросила Юлия.
Я покачала головой.
— Пусть Александр играет на чужие жизни, если ему угодно.
— Серьезно? — вскинулся брат. — Ты не расстроишься?
Я не ответила.
— Да ладно, они все равно умрут, — вставила Юлия.
— Наш выигрыш ничего не изменит, — подхватил Александр.
Тут как раз появился человек, принимающий ставки, и Ливия, сидевшая на кушетке перед нами, беззаботно сказала:
— Двадцать денариев на первого гладиатора.
— Жизнь или смерть, госпожа?
— Смерть.
Октавиан тут же передал мужчине тяжелый мешочек с деньгами.
— А вы, госпожа?
Октавия поразмыслила.
— Первые пять гладиаторов.
— Жизнь или смерть?
— Жизнь, — нарочито громко произнесла она.
Когда подошел черед Александра, я отвернулась.
— Не очень приятно, да? — спросила Антония, разделившая кушетку с родной сестрой и Випсанией. За спинами девочек Тиберий с Друзом играли в кости. — Я отвожу глаза, когда убивают.
— Это ведь осужденные преступники?
— Не все. Кое-кто — просто рабы, которых купили для битвы. А что, в Египте не устраивают гладиаторских битв?
— Нет. В наших краях мужчины не гибнут ради забавы.
— О, тут есть и женщины, — печально сказала она. — И животные.
— Здесь?!
— Ну да. Смотри!
Взревели трубы, ворота поднялись, и на арену откуда-то из-под амфитеатра вышли несколько бородатых мужчин в коротких туниках и необычных сандалиях, зашнурованных до колена. Заметив в толпе не только людей, я вздрогнула.
— Кто это?
