— Почему он молчит? — спросила Юлия по дороге на Римские игры.
Улицы так и кишели зрителями, которые с цирковыми подстилками в руках торопились посмотреть начало игр, и мы опасно раскачивались, покуда носильщики уворачивались от столкновений.
— Может, ожидает, пока не забудется история с покушением? — предположила я, крепко держась за деревянные боковины.
Вдруг мы остановились, и Юлию занесло вперед.
— Осторожнее! — крикнула она и, рывком раздвинув тонкие занавески, выбранила ни в чем не повинных носильщиков. Потом задернула штору и повернулась ко мне. — Знаешь, вот уже три года подряд Красный Орел объявляется на играх.
— Лично? — ахнула я.
— Нет. Он приходит ночью и вешает воззвания на дверях Большого цирка. В прошлый раз, — тут собеседница перешла на шепот, — он освободил гладиаторов, которых готовили для борьбы на арене.
— Так ты полагаешь, рабству наступит конец?
Юлия в ужасе округлила глаза.
— Нет, конечно. Зато представить только: нашелся такой отважный мужчина, который не побоялся выпустить гладиаторов из клеток! — Она вздохнула и зашептала со страстью: — Спартак был тоже храбрец, но этот Красный Орел… Он может оказаться кем угодно. Даже рабом.
Мне снова вспомнилась таинственная встреча Галлии с Веррием. С тех пор я не единожды пробовала завести с ней речь о Красном Орле, но бывшая царевна всякий раз отмахивалась от разговора.
— Смотри не влюбись в мятежника, это опасно! — предупредила я.
Дочь Цезаря рассмеялась.
— Многие женщины питают пристрастие к гладиаторам, а среди них немало преступников…
С этими словами она подняла занавеску и указала на торговцев с лотками, стоявших при дороге.
— Посмотри, чем они торгуют.
— Лакомствами?
— Да нет! — Юлия скорчила гримаску. — Приглядись внимательнее.
— Это же…
Я закрыла рот ладонью.
Юлия громко хихикнула. На лотках были статуэтки гладиаторов с торчащими пенисами.
— Всем известно, что дамам по вкусу смельчаки. — Опустив занавеску, дочь Цезаря доверительным тоном сообщила: — Даже Горация как-то была с одним…
Я подалась вперед.
— И Поллион не узнал?
— Муж отобрал у нее с полдюжины крепких рабынь. Бедняжка заслуживает немного счастья.
— Ну а если попадется?
— Это был единственный раз. И потом, он ее все равно не оставит.
— С чего ты взяла?
— Поллион проболтался папе: он любит только девочек лет четырнадцати.
— И что же он думает? Что Горация не повзрослеет?
— Разумеется, повзрослеет. Но при этом останется крошкой, как ты.
Я содрогнулась, представив, как мерзкий старик вроде Поллиона бросит меня на кушетку и вдобавок прижмется голым животом, как тот пьяница с Палатина. Никогда больше не допущу подобного. Уж лучше последовать за мамой в могилу. Похоже, Юлия прочла на моем лице отвращение, потому что прибавила:
— Горация обещала вскрыть себе вены, лишь бы не выходить за Поллиона.
Снаружи кто-то пронзительно завизжал, и моя спутница поспешила вновь открыть занавеску. На храмовой лестнице пожилой мужчина бил кнутом двух мальчишек. Те ползали по ступеням, беспомощно прикрывая ладонями головы от ударов.
— Почему они не сбегут? — воскликнула я.
— Это рабы. — Юлия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. — Точно, рабы из дома Фабия!
— Ты их знаешь?
Девушка бросила взгляд через плечо.
— Хозяин слишком известен в Риме.
Ужасные вопли мальчишек разрывали мне сердце, и я зажала уши руками.
— Что же они могли натворить?
— В доме Фабия? Говорят, для этого достаточно отвергнуть его приставания.
— К мальчикам?!
— И к девочкам. И к вдовам. И к почтенным матронам. Гадость, — обронила моя соседка и отпустила край занавески.
Когда мы прибыли на место, Агриппа сначала проверил, готова ли ложа Цезаря, потом, вернувшись, помог нам сойти с носилок.
— Это новый амфитеатр. — У Юлии загорелись глаза. — Интересно, на что похожи наши места?
Мы начали пробираться сквозь толпу в сопровождении преторианской стражи Октавиана. Вооруженные солдаты распихивали с пути плебеев, но я заметила: Цезарь по-прежнему шел между верным полководцем и Юбой.
— Ну, как тебе?
Услышав знакомый голос, я обернулась. Рядом с Октавией стоял улыбающийся Витрувий.
— Только-только построили. На деньги консула Тита Статилия Тавра.
