Берцы обросли пудовыми комками грязи, но он не обращал внимания, шёл, пригибаясь, не стесняясь кланяться каждому взрыву.
Опасно защёлкали, плющась о броню, пули, завизжали рикошеты.
Метрах в пятидесяти впереди грохнул разрыв от заряда гранатомёта: кто-то из фйдеров решил, видимо, проверить, достанет или нет. Этот взрыв обозначил механику-водителю предельное расстояние, куда он может доехать относительно безопасно.
Янычар мысленно перекрестился, настраиваясь на работу без прикрытия. Страх всё сильнее холодной змеёй заползал в душу. Каждый шаг, каждый отлетевший комок грязи с ползущих лязгающих траков бронированной машины приближал к страшному рубежу.
Так бывало всегда в минуты реальной опасности. На войне всем страшно, даже дуракам, хоть и принято считать, что нет.
На войне каждый вспоминает о Боге.
В окопах атеистов не бывает.
Машина замерла, «клюнув». Капитан на миг выглянул и ужаснулся от мысли, что до танка ещё очень далеко, а планшет так и не попался по пути.
Надежды, что он слетел с тела Любимова, когда его тащили в тыл, оставалось всё меньше. Там он где-то, этот проклятый планшет — кусок тряпичной ткани камуфляжного окраса.
— Всё! Дальше не поеду! — заорал парень.
По тону было понятно: даже если прикажут — он откажется, он скорее пойдёт под суд, отбудет срок и проживёт до старости, но сейчас лишний раз рисковать жизнью не станет ни за что.
Пули остервенело плющились о броню, словно кто-то упорный решил из автомата непременно пробить защиту. Несколько разрывов один за другим грохнули уже гораздо ближе, осыпав машину грязью и рубанув плетью осколков.
— Давай, чеши отседова! — махнул Янычар рукой, напрягая в крике голосовые связки.
Он вывалился из-за БМП, по чавкающей грязи прополз немного вперёд, чтобы механик-водитель увидел его и смог сдать назад.
Парень воспользовался этой возможностью немедленно, спешно уводя машину, увозя себя из опасной зоны.
Янычару стало невыносимо одиноко и очень страшно. Он замер ничком.
«Господи! Господи! Спаси и сохрани, Господи! — шептал капитан исступлённо. — Господи, Боженька, если Ты слышишь меня, спаси и сохрани!»
Очень хотелось повернуться и бежать, бежать как можно дальше от кошмара, от ходящей ходуном, гудящей взрывами земли, от свиста пуль, треска автоматных и пулемётных очередей. Но неведомая сила толкала вперёд.
Как её назвать? Долгом? Безумием? Храбростью?
Какая к чертям храбрость, когда всё подавляет сильнейший первобытный инстинкт — жить.
Жить!
Распахивая грязь телом, как грейдер лопатами, капитан пополз, утопая локтями, вдыхая мирный запах земли, землицы, знакомый с детства, теперь такого далёкого и даже как будто нереального.
Он надеялся, что незаметен пока для фйдеров, что извозюкался весь и слился с полем. Ну и хорошо, пусть не видят как можно дольше, лучше уделаться в грязи, чем в крови.
На пути попался получивший множественные осколочные ранения тот самый офицер, что распекал босоногого солдата.
Как же его оставили? Почему не вытащили? Бросили при паническом бегстве, чёрт бы побрал таких вояк. А он их ещё хвалил — зверюги, мол…
Офицер смотрел полными муки глазами, блестевшими на сером от боли, осунувшемся лице.
— Пить… — попросил он. — Пить…
— Нету, братишка. Прости, — выдохнул виновато Янычар, чувствуя, что и сам вдруг захотел пить. Так захотел, что даже сквозь грохот боя мысленно услышал журчание чистой водички.
— Пить… — просил офицер.
Капитан обогнул раненого и пополз дальше. Вот и та сгоревшая «восьмидесятка». На броне лежат два убитых танкиста. Не успели выпрыгнуть, застрелили… Сквозь прогоревшие комбинезоны видна запёкшаяся багрово-чёрная плоть.
Туркалёв помнил, как особист говорил, что рвануло метрах в пятидесяти левее танка, тело отбросило ещё левее.
Тут капитан чертыхнулся. Всё это время он неосознанно полз к танку, ища укрытия, то есть, сбился с предполагаемого пути, по которому тащили тело Любимова.
Может, планшет уже где-то позади, а он всё это время зря лезет вперёд? Захотелось немедленно вернуться. Янычар подавил внезапную слабость и пополз левее танка — где, по словам майора, взрывом убило Николаича. До сих пор не верилось, что его уже нет. Может, особист ошибся? Хотя вряд ли. Не стал бы тогда поднимать шухер из-за планшета.
