— Люди издеваются над Звёздами. Ни во что Их не ставят. Обрели власть и думают, что могут творить зло. Срывают их с неба во цвете лет, топчут в грязи, плюют в них, используют. Они перестали ценить свои истоки.
— Угу.
— Всем воздастся по заслугам. Каждое человеческое деяние, направленное против Звёзд, вернётся к людям. Рано или поздно Звёзды уничтожат плохих людей, которые не исправляются.
— М-мда, — вздыхаю я. Мне уже как-то не по себе.
— Знаете, что они делают с ними чаще всего?
— Хм?
— Насилуют их и заставляют насиловать друг друга.
— Кого? Звёзды?
— Разумеется, — подтверждает женщина, и я понимаю, что пора избавиться от непрошеной гостьи.
— Давайте я возьму у вас брошюрку, и…
— Брошюрку? Кажется, вы не восприняли меня достаточно серьёзно.
Женщина делает шаг ко мне, и я почему-то оказываюсь на полу.
— Брошюрка тут не поможет. Поможет только систематическое избавление от таких, как ты, мразь. И с каждым разом мир будет становиться всё чище. Новые Звёзды возродятся из вашего праха, и я буду той, кто этому способствовал, — долетает до меня как сквозь вату.
А потом она душит меня пакетом из «Пятёрочки».
Я зверею, разрывая пальцами неизвестно как оказавшийся у меня на голове пакет, ударяю женщину в живот. Она охает, сгибается пополам, а потом вдруг бежит на мою кухню.
На мою кухню, мать её.
Я иду за ней — та уже схватила как раз недавно заточенный Марком здоровый нож. Я невольно усмехаюсь, и в ответ она бросается на меня. Мне и страшно, и смешно, потому что это что-то невероятное. Но когда она подносит нож к моему лицу, мне уже не смешно. Я отталкиваю её, и замечаю… Слава богу. С моими руками явно что-то не так. Очень явно. А это значит, что я сплю. Меня всегда учили — если снится жуть, смотри на руки, не забывай про это, смотри на руки — во сне они всегда какие-то не такие, ты это сразу видишь и чувствуешь. И понимаешь, что спишь. Чувствую облегчение — очередной кошмар, только и всего. А как правдоподобно, чёрт возьми! Однако проснуться не получается. Никак. И хотя я знаю, что это просто сон и что во сне люди не умирают, а всегда просыпаются вместо этого, — мне совсем не хочется пассивно стоять в ожидании ножа в горле и пробуждения. Женщина брызжет слюной, швыряет в меня любимой тарелкой Марка, изрыгает проклятия во имя Звёзд. Мне это уже порядком надоело, я хочу проснуться, но вместо этого торчу на кухне с этой чокнутой и ощущаю, как медленно тянется время. Как жевательная резинка. Я смотрю на осколки тарелки, на перекошенное лицо женщины, на свои руки. Ладно уж, ничего другого мне сейчас не остаётся. Хватаю первое, что попадается под руку, и со всей силы ударяю женщину по лицу. Раздаётся вопль, женщина падает на колени. В руке у меня — мешок со свёклой. Пару дней назад покупали, хорошая свёкла. Очень крупная. Тяжёлая. Очёнь твёрдая.
Самое то.
Я размахиваюсь и смачно врезаю женщине по голове. Она оседает на пол. Я достаю самую огромную свёклу и снова бью её по голове до тех пор, пока не понимаю, что на черепе женщины уже вмятины, а пол кухни залит кровью и свекольным соком. Я поднимаюсь с колен, перевожу дух. Я забила женщину, проповедующую о Звёздах-Создателях. Свёклой. Поразительно. Но при этом я всё ещё сплю. Поворачиваюсь к раковине с намерением помыть руки и поскальзываюсь на густой, липкой крови. Падаю, крепко прикладываюсь головой к кафельному полу.
Просыпаюсь уже по-настоящему.
На грязном, дырявом матрасе. Там же, где рухнула, добравшись вчера до дома. В квартире нечем дышать, за окном — палящее солнце на уже почти полностью оранжевом небе. Телефон уже даже не включается. На тумбочке лежит яблоко. Откусываю, уже зная, что почувствую, — и не чувствую ничего. Никакого намёка на вкус. Бреду на кухню, еле переставляя ноги. Останавливаюсь на пороге, прислоняюсь к стене. Ощущение невыносимой утраты наполняет меня до краёв. Лучше бы не просыпалась. Лучше бы умерла во сне.
Если это вообще был сон. Пол кухни залит чем-то похожим на тёмную марганцовку, но я знаю, что это. Просто не хочу это принимать. Как и не хочу переступать порог кухни. Не хочу смотреть, что там и кто там. К ногам, как мячик, выкатывается большой, изрядно помятый корнеплод. Я поднимаю его, и по моей руке течёт сок. Я сползаю по стене, валюсь на пол. И впервые за всё это безумное время от души, по-настоящему, безудержно рыдаю.
