«Дипломат» с секретом - страница 45

Обо всех этих событиях было доложено начальнику областного управления внутренних дел. Генерал Степанов немедленно прибыл в управление и взял на себя руководство по ликвидации бандитской группы. Таким обеспокоенным Максимов еще никогда не видел своего начальника. Боевой генерал, прошедший всю войну, действовал спокойно, решительно, оперативно.

Особая опасность преступления очевидна. Немедленно была создана специальная группа, в которую вошли самые опытные следователи и оперативные работники угрозыска.

Спустя полтора часа после убийства шофера такси заметили в кассовом зале станции Никитовка огненно-рыжего мужчину. Яркость волос подчеркивалась иссиня-черными бровями и давно небритой щетиной. Черты лица человека, назвавшегося шахтером Проскуриным, совпадали с фотографией Горбаченко.

Под усиленным конвоем задержанного доставили в областное управление внутренних дел, где прежде, чем приступить к допросу, его освидетельствовал судебно-медицинский эксперт: никаких повреждений на теле и одежде Горбаченко не было. Была лишь отмечена окраска волос, произведенная за несколько дней до задержания.

Было уже поздно, подполковник Константинов и его коллега из уголовного розыска Максимов ограничились беглым опросом Горбаченко, стараясь выяснить, какую позицию он займет в истории исчезновения инженера Азарова и угоне «Волги».

Горбаченко вел себя нагло, вызывающе, категорически отрицал свою причастность к угону машины. Пребывание на вокзале станции Никитовка объяснил намерением уехать — ему надоело работать на стройке.

— Зачем вы пытались изменить свою внешность, Горбаченко? — спросил Константинов.

— Думаю, разрешения милиции на это не требуется, — грубо ответил Горбаченко.

Преступник держался по-прежнему вызывающе. Он был, по-видимому, убежден в отсутствии доказательств, уличающих его. Однако в его объяснениях было мало логики и много противоречий. Чувствовалось, что Горбаченко не располагает убедительным алиби, оправдывающим столь длительное пребывание на «нелегальном» положении.

— Скажите, Горбаченко, — продолжал Константинов, — как понимать содержание письма, отправленного вами тетке?

— Какое еще письмо? Какой тетке?.. — огрызнулся Горбаченко. — Никому ничего я не писал!

Константинов посмотрел изучающе на задержанного и подумал: «Что ты сейчас запоешь, когда я подброшу факт, от которого станет тебе моторошно?..»

— Неужели у вас произошел провал памяти за такое непродолжительное время?.. Всего шесть дней тому назад вы его написали. Вот строки из него, слушайте: «Я уехал от дома быстро, потому что меня хотели арестовать...

Сегодня напишите мне, как там дела, ищет ли меня милиция, или нет, потому что я боюсь к ним попадать...» Согласно категорическому заключению эксперта-криминалиста это письмо к тетке написано вами, — заключил Константинов.

Задержанный не ожидал такого и промямлил:

— Правильно. Письмо написано мною. Дело в том, что я действительно опасался попасть в руки милиции. Будучи условно-освобожденным, самовольно оставил работу и определенное мне местожительство.

— А что ответите на показания Тарана. Он утверждает, что видел вас утром первого января возле «Волги», видел, как вы убегали в сторону железнодорожного моста от автоинспектора. К слову, он вас хорошо знает по прежней работе в автохозяйстве.

— Никакого Тарана я не знаю... Вообще-то многих жителей города я знаю в лицо, но шофера с такой фамилией я не знаю. Почему этот свидетель дает такие показания, объяснить не могу. В машине я не находился и не угонял. Это может подтвердить моя знакомая Аня Решетова, с ней я поддерживаю дружеские отношения, которые установились еще во время совместной работы на электромеханическом заводе. Она живет где-то на улице Лермонтова, но номера дома не помню. К ней я пришел в девять часов вечера 31 декабря. В этой квартире проживают еще три женщины, с которыми я никогда не разговаривал. Знают ли они меня, сказать не могу. Я их в лицо знаю. Дверь мне открывала Аня, соседки должны были видеть, как я утром уходил. Из дома я выходил вместе с Аней, соседки находились в кухне и должны были видеть нас. С собой я принес бутылку портвейна. Аня поставила на стол коржи, торт, соления, водки не было. Мы с ней выпили вино и я лег спать около двух часов ночи первого января. Когда я находился у Ани, то к ней никто не приходил, она также к соседкам не отлучалась. Я не слышал, чтобы соседи Ани отмечали праздник. Проснулся я первого января около девяти утра. У Анн пробыл до семи часов утра третьего января. Аня проводила меня к поезду Ленинград — Жданов.