— Давай опробуем для начала твою кровать, — предлагаю ей на полном серьезе, но девушка качает головой.
— Мы не можем, нас ждут к ужину.
— Плевать. Я бы лучше поужинал тобой!
Ее приоткрывшиеся губы, раскрасневшиеся от поцелуев, так и манят ко второму раунду. Кто бы мог подумать, что она так здорово целуется! Однако Катастрофа отстраняется… Не пойму, в чем причина столь резкой перемены, только она меня не радует.
— Нет, было бы невежливо не спуститься к ужину. Я и так чувствую себя не в своей тарелке…
— Брось, это всего лишь Шарлотта, брюхатая женушка моего папаши… — и осекаюсь при виде ее недовольного личика. — Что, она все-таки брюхатая!
— Я, знаешь ли, тоже была «брюхатой», — произносит она по слогам, как будто бы вдалбливая слова неприятного прямо в мой мозг. — И это было прекрасно.
Приходится признаться:
— Не люблю беременных — они выглядят смешно, что бы ты там ни говорила.
— Ты и детей не особо любил, — парирует Катастрофа, — однако мне начинает казаться, что Ангелика тебе не так уж безразлична, как ты хочешь показать…
Абсолютно бредовая идея, от которой я отмахиваюсь такими словами:
— Все, я пошел принимать душ. Встретимся минут через десять… — И уже вполоборота: — Тебе бы тоже не мешало освежиться: может быть, холодная водичка освежит твои катастрофически взопревшие мозги. — Захлопываю дверь ее комнаты и иду к себе.
Глупая девчонка полагает, что, если я проявил немного человеколюбия, меня уже можно в чем угодно обвинить: например, в расположении к пискле. От возмущения едва не ошпариваю себя кипятком и шиплю самым диким образом…
И все-таки приятно, приходит в голову шальная мысль, иметь под рукой всегда покорное соблазнительное тело… Нет, может, и не совсем покорное, но соблазнительное в любом случае. Покорность же — дело практики, тем более, что девчонка меня хочет. А большего мне и не требуется…
Через целых пятнадцать минут, когда мне приходится торчать в ее ожидании под дверью запертой комнаты, она-таки появляется в летнем сарафане на тонких бретельках и извиняющейся улыбкой на губах.
— Прости, чуток припозднилась, — небрежно бросает она, направляясь в сторону лестницы, и я, зачарованный танцем широкой юбки вдоль длинных соблазнительных ножек, на автомате отзываюсь:
— Ничего страшного, сойдет.
Только в холле я, опомнившись, и спрашиваю:
— А где же Ангелика?
— Спит. Спасибо, что поинтересовался! — И все это с таким видом, что я невольно улавливаю какой-то скрытый подтекст.
Что это еще за «Спасибо, что поинтересовался»?
Катастрофически непонятная девушка, как, впрочем, и каждая представительница этого проклятого племени.
За столом мы сидим в гнетущем молчании: у меня нет ни желания, ни сил быть милым с этой чуждой, по сути, семейкой. Я здесь только по необходимости, так к чему разводить сантименты…
— Как вы познакомились? — спрашивает вдруг Шарлотта, и я едва не давлюсь кусочком картофеля.
Ага, давай расскажи им обо всем, моя длинноногая Катастрофа, ерничает внутренний голос, и я даже перестаю жевать. Здорово!
— Ну, — тянет Эмили с краткой заминкой, — это вышло совершенно случайно. — И начинает пояснять: — Нам с дочерью требовался приют, и Юлиан любезно предложил пожить у него какое-то время. Я, с радостью, согласилась… так мы, можно сказать, и познакомились.
Адриан с Шарлоттой молча переглядываются: еще бы, подобной сказочке они вряд ли готовы поверить. Однако я не берусь опровергать эту идиллическую версию нашего знакомства, все-таки приятно хоть раз в жизни выглядеть настоящим героем. Пусть даже им и не являясь…
Адриан решает подыграть этой намеренной полуправде и произносит:
— Что ж, я всегда знал, что Юлиан — достойный молодой человек. Жаль только, он тщательно это скрывает!
Мне хочется отозваться какой-нибудь привычной колкостью, однако Эмили — хулиганка Эмили! — щиплет меня за внутреннюю сторону бедра. Я было шиплю на нее от возмущения, но тут же прикусываю язык, когда ее легкие пальчики слегка поглаживают меня по тому же самому месту. Колкости как-то разом вылетают из головы…
А Эмили спрашивает:
— Сколько тебе осталось ходить? — Обращается она к Шарлотте.
