— По сроку чуть больше двух недель, но, я надеюсь, это случится раньше. Сама понимаешь, как сложно носить это с собой…
Шарлотта поглаживает было свой огромный живот, но ловит мой взгляд и враз сникает. Еще бы, все эти разговоры о детях и беременности вызывают у меня изжогу… Что я наглядно и выражаю мимикой. Только на Катастрофу мой недовольный взгляд нисколько не действует: она начинает с энтузиазмом рассказывать о собственной беременности, о том, как долго и как часто ее тошнило и чего только ей стоило удерживаться от сладкого, которое единственно вызывало приступы тихого счастья.
Я невольно закатываю глаза, и наши с Адрианом взгляды пересекаются: кажется, мы впервые в жизни солидарны в своем отношении к теме застольной беседы. Скукота… Подавляю зевок и произношу первое, что приходит в голову:
— Алекса нет в городе?
Щебетание обеих девушек прерывается в одно мгновение, словно кто-то нажал на невидимую кнопку. Что такого в этом вопросе?
— Алекс со Стефани сейчас в Мюнхене, — отвечает Адриан со своей привычной невозмутимостью. — Думаю, вернутся на днях.
И Шарлотта заглушают повисшую тишину своим:
— Пора переходить к десерту.
Я, собственно, не против, просто у меня свои требования к десерту: стискиваю тонкие пальцы, все еще покоящиеся на моем бедре, и поднимаюсь из-за стола.
— Пожалуй, я уже не голоден. Благодарю! Лучше пойду к себе, если вы не против. Противящихся не обнаруживается, только Адриан произносит вполне ожидаемое:
— Я хотел бы завтра переговорить с тобой, Юлиан. Сразу после завтрака… Надеюсь, тебе это подходит?
— Более чем. — Разворачиваюсь и выхожу из столовой, очень надеясь на то, что Эмили последует за мной.
Она не идет… жду ее на лестнице битых десять минут, слушая тихие отголоски застольной беседы, а потом, раздраженный и разочарованный, луплю по перилам кулаком и просто выхожу из дома.
Ушел… не сказав ни слова. Сбежал неведомо куда. И все почему? Не потому ли, что я не последовала за ним из-за стола… Кажется, именно этого он и хотел.
Что ж, пусть знает: не все крутится вокруг Юлиана Рупперта.
Успокаиваю себя этими словами, а сна ни в одном глазу… Даже несмотря на усталость, не могу усидеть на месте — хожу из угла в угол, нарезая километры и километры шагов.
Что он сейчас делает?
Пьет?
Зажимает очередную красотку?
Доказывает самому себе, что он свободный человек?
Что ж, самообман никто не отменял. Покуражится, да вернется…
Вот только мне от этого не спокойнее.
— Могу я войти? — в комнату заглядывает Шарлотта и, переваливаясь, присаживается на краешек кровати.
— Он так и не вернулся? — спрашивает она, а сама глядит внимательным, пытливым взглядом. Неужели я чем-то себя выдала? Нужно быть осторожнее.
— Не вернулся.
Девушка пожимает плечами:
— С ним такое часто бывало. Под утро воротится… Ложилась бы спать.
Не могу!!!
— Наверное, так и сделаю. — Подхожу и гляжу на спящую Ангелику: хоть у кого — то получается спокойно спать посреди всего этого хаоса.
А Шарлотта вдруг спрашивает:
— Как тебе это удалось, как ты смогла заставить его привезти тебя сюда? Алекс до сих пор не может в это поверить.
Я оборачиваюсь к ней с грустной полуулыбкой.
— Сама не знаю. Просто повезло…
Но она мне не верит… Точно не верит. Все глядит и глядит на меня своими большими карими глазами, словно хочет докопаться до сути.
Встряхиваю головой: это, наверное, паранойя… Так у людей и едет «крыша». Надо расслабиться и вести себя естественнее.
— Сегодня мы красили кота, — признаюсь вдруг Шарлотте и рассказываю историю целиком. Она смеется, сотрясаясь всем своим телом, и я добавляю: — Ты знала, что, если съесть маковый пирог, то тест на наркотики покажет, что вы находитесь под действием наркотиков?
Вижу недоумение в ее взгляде:
— Это ты к чему? — спрашивает она. — Сегодня на ужин… если память мне не изменяет, маковый пирог не подавали.
И мне приходится каяться:
— Прости, иногда это происходит помимо воли: я выдаю бессмысленные факты, за которые подчас самой стыдно.
— Ты чуточку странная, не так ли? — прищуривает глаза Шарлотта. — Но, знаешь, я тоже такая. — И как бы оправдываясь: — Хотя, возможно, и в меньшей степени, чем ты.
