– А мою Светкой зовут, – сказал он с какой-то грустью.
– Светланой, – поправила я его.
– Светланой, – тут же виновато согласился он. – Извини…
– Да ладно, ничего… – великодушно согласилась я его извинить за совсем неведомую мне девчонку-подростка, его дочь.
– А ты не могла бы…
Говорить он начал неуверенно и замолчал, не решаясь продолжить. Помощи ждал от меня. Я не люблю помогать нерешительным мужчинам, но сейчас почему-то почувствовала, что – нужно.
– Что? – я почти уже пообещала ему то, что он от меня просил – все дело в том особом тоне, которым я задала этот вопрос.
– …не могла бы сказать мне…
Я положила руку на его колено.
– Могла бы… Не бойся меня, и дочь свою не бойся. И все будет хорошо.
Он посмотрел на меня недоверчиво.
– Откуда ты знаешь, о чем я хочу спросить?
Я улыбнулась. Не знаю, видел ли он мою улыбку – мое лицо тоже было в тени, как и его. Но он должен был ее почувствовать.
– Не знаю, откуда… Иногда, наверное, не обязательно говорить словами… Ты, наверное, хочешь спросить, почему люди, которые любят друг друга, не могут жить всегда вместе, да?
Он молча кивнул. Если это был и не совсем тот вопрос, то почти тот, может быть, я просто сформулировала его по-другому. Я чувствовала, как он взволнован, и боялась, что он вот-вот расплачется. Не от жалости к себе, а чтобы снять свое внутреннее напряжение.
Конечно, он спрашивал меня о своей дочери. Сможет ли он надеяться… если он попросит ее… что она согласится жить с ним.
– Ты счастливый мужчина, – я положила ладонь на его руку, – потому что тебя любят три женщины. Да-да, твоя маленькая Света тоже стала женщиной. Маленькой женщиной… Но ты… Но тебе придется страдать… И с этим ничего не поделаешь…
Я потихоньку погладила его руку. Вот теперь мне было его почему-то жалко. По-настоящему – жалко. Глупый постаревший мальчишка, который не может никак разобраться, кого он любит больше – маму или Наташку из четвертого подъезда…
– Да, ты несчастный мужчина… Потому что тебя любят три женщины…
– Ты думаешь, Светка… Света меня любит?
Голос его дрожал. Надежда в нем боролась с отчаянием. Я поняла, почему мне его все-таки жалко. Он был живой человек. И страдания его были живые, непридуманные. Это были страдания из-за людей, а не из-за денег или собственной неудовлетворенности. Свою жизнь можно изменить, деньги можно заработать, но люди… Люди всегда заставляют страдать других людей.
– Знаешь… – я снова погладила его руку. – Твоя Светка любит тебя больше двух других… Просто… боится сказать об этом…
«Черт возьми! – в некоторой панике подумала я. – Со мною-то что творится?»
У меня у самой голос слегка подрагивал, а в горле собрался какой-то комок, который я никак не могла проглотить. Видно, я слишком уж хорошо вошла в образ придуманной мной героини.
Я отдернула руку, схватила свой рюкзак и выскочила из машины.
«Ну тебя к черту! – сказала я и сама не поняла – кому? – то ли этому запутавшемуся в своих женщинах мужчине, то ли выдуманной мной беглянке из дома, от которой я теперь никак не могла отделаться. – Я хочу остаться сама собой. Мне не нужны ничьи проблемы. Чужие проблемы! У меня своих – по горло!»
Я старалась разозлить себя, чтобы успокоиться, потому что губы мои почему-то подрагивали, а в глазах набухли слезы… Наверное, слишком много нервничать мне сегодня пришлось.
– Лена! – услышала я крик сзади. – Подожди! Куда же ты!
Я ускорила шаг. Но он догнал меня и схватил за руку. Мне пришлось остановиться.
– Куда ты? – повторил он. – Где же ты будешь ночевать?
Я пожала плечами. А действительно – куда я? Об этом я не думала, когда выскочила из машины…
– Нет, сейчас ты пойдешь со мной! – решительно заявил он. – Я познакомлю тебя со своей…
Он немного замялся.
– Со своей женщиной. Она все поймет. Она добрая, хорошая женщина…
«Так не говорят о женщинах, которых любят, – отметила я про себя. – Так говорят только о женщинах, с которыми живут…»
– …Можешь пока пожить у нее, пока с отцом у тебя не наладится…
«Ну, наконец-то, – облегченно вздохнула я. – Нашлось пристанище…»
Я уткнулась ему в грудь и разревелась. Он растерянно гладил меня по голове. Я плакала по-настоящему, нисколько не притворяясь. Просто оттого, что этот бесконечный день все-таки кончился, и для меня, несмотря ни на что, нашлось в Москве место. Я всегда верила, с детства, что Москва – она все-таки добрая…
