Ныне гатуатствуют, то есть служат Тевтату или Эпоне, другие посредники. Люди их по-разному называют и обычно путают различные их ранги (Рыбак употребил слово «ступени»). По мнению моего наставника, предпочтительно всех посредников именовать «друидами», обязательно различая среди них «охотников за силой», «воинов силы-знания» и «пастухов» или «пастырей».
Охотники за силой – первая ступень посредничества. Охотники, в свою очередь, делятся на четыре разновидности.
Первая – «заклинатели». Их Рыбак только назвал, но ничего о них не стал рассказывать.
Вторая – «филиды». Филиды, объяснил гельвет, занимаются толкованием законов.
Третья – так называемые «барды». Они сочиняют песни и распевают их на праздниках, восхваляя правильных людей и высмеивая неправильных. И тот, кого они восхваляют, благоденствует, а того, кого они высмеивают – такого человека ждут сплошные несчастья, потому что от него отворачиваются не только боги краннона, но и люди, деревенские соседи и городские сограждане.
Четвертая – аэсданы, то есть «люди особого дара». Они-то, по словам Рыбака, и являются главными охотниками за силой. Дар их в том заключается, что они, в отличие от других людей, ощущают свое бессилие и болезненно переживают свое незнание. И потому, как выразился гельвет, «преследуют кабана» или «бегут за солнечной лошадью», то есть неустанно охотятся за силой и радостно надеются с ее помощью приобщиться к «знанию ореха» или к «знанию ольхи».
Другие свойства охотников:
«Охотники не знают сути вещей и своей собственной сути. Они лишь ищут силу, чтобы через нее познать свою суть».
Охотнику, чтобы «шагнуть в гатуат», требуются различные «помощники», в том числе «махр», «таирн» и «кромм»; – что это такое, Рыбак не потрудился разъяснить.
Охотники, в отличие от «воинов» и «пастырей», продолжают поклоняться богам краннона.
Чтобы перейти на следующую ступень посредничества, охотнику необходимо сделать «три шага навстречу туману»: во-первых, отказаться от своей привязанности к краннону, то есть к нашему земному миру; во-вторых, найти для себя «место силы»; наконец, научиться «останавливать время краннона».
Как только охотник за силой приобретает эти три умения, он перестает быть охотником и становится «воином силы-знания».
Воин – вторая ступень. На языке гельветов такой человек называется «гатуатер». Это слово некоторые переводят как «мастер» или «заклинатель», но это – неправильный перевод.
Воин перестает поклоняться богам краннона и почитает главным образом Тевтата или Эпону.
В отличие от обычных людей и охотников за силой, воин не ходит в храмы или святилища, а «служит гатуату на любом перекрестке».
Охотнику, чтобы шагнуть в гатуат, нужен либо праздник, либо помощник. – «Воин каждый день живет в празднике». И помощники ему не требуются, потому что он сам помощник – не только для людей, но и для охотников за силой. Он делится с ними своей силой, которой у него с избытком, а за это аннуин и «пастухи» одаряют и вооружают его знанием ореха или знанием ольхи – в зависимости от того, к какому из двух больших гатуатов он принадлежит: перекрестку Тевтата или перекрестку Эпоны.
Воину сила не нужна, потому что он чувствует, слышит и видит, что знание намного могущественнее силы, той силы, которая царствует и так ценится в кранноне. Ибо сила нашего мира – ненастоящая. В сравнении со знанием – особенно со знанием дуба, – сила краннона выглядит «жалкой немощью и тщеславной суетой». (Представь себе, Луций, это мой гельвет так выразился на своей вроде бы корявой латыни!)
Воин уже постиг свою суть. Но суть вещей еще не познал. Когда же, наконец, он познает ее, то перейдет на третью и высшую ступень.
Он станет куроем – «божественным пастухом» или «солнечным коневодом». Первый служит Тевтату, второй – Эпоне. Вернее сказать: не служит, а «содействует», потому что, став куроем, человек начинает поклоняться уже не богам гатуата, а тому, кого обычные люди называют Таранисом, богом аннуина, а знающие люди должны называть Орлом.
Собственно говоря, курои – уже не люди, потому что у них нет того, что мы называем телом, и нет того, что мы именуем душой. Они, как выразился Рыбак, «соединили свою суть с сутью вещей», и посему, когда их иногда удается увидеть, выглядят словно «коконы знания».